Гневом пылали одни, победой гордились другие.

Сели они близ отца чернотучного. Сын же Пелея

Вместе троянцев самих и коней избивал быстроногих.

Так же, как, густо клубясь, до широкого неба восходит

Дым городского пожара, зажженного божеским гневом;

Всем он приносит труды и многим печали приносит.

Так же троянцам труды приносил Ахиллес и печали.

Молча стоял престарелый Приам на божественной башне.

Он увидал Ахиллеса огромного, видел, как в страхе

Тотчас же все от него убегали троянцы: отпора

Не было больше нигде. Приам зарыдал и, спустившись

С башни, привратникам славным, близ стен находившимся, крикнул:

«Настежь ворота! Пока не войдет в них бегущее войско, —

Не выпускайте из рук их! Уж вон Ахиллес, уже близко!

Бешено гонит троянцев. Боюсь я, близка наша гибель!

Только что наши, в стенах очутившись, вздохнут с облегченьем,

Тотчас ворота закройте и прочные створы замкните!

Страшно мне, как бы к нам в город погибельный муж не ворвался!»

Стража немедля запоры сняла и открыла ворота.

Свет беглецам, распахнувшись, они принесли. Аполлон же

Выбежал быстро навстречу, чтоб гибель отвесть от троянцев.

Прямо к высоким воротам и к городу войско троянцев,

Пылью покрытое, с горлом, иссохшим от жажды, с равнины

Мчалось. И бурно их гнал он копьем. И все время великим

Бешенством сердце кипело. И славы рвался он достигнуть.

Взяли б тогда же ахейцы высоковоротную Трою,

Если бы Феб-Аполлон Агенора на бой не подвигнул.

Сын Антенора он был, человек безупречный, могучий,

Феб ему сердце наполнил отвагой, и сам недалеко

Стал, чтоб настигнут он не был тяжелыми Керами смерти.

К дубу Феб прислонился, густейшим закрывшись туманом.

Тот же, едва увидал Ахиллеса, крушителя башен,

Остановился и ждал; волновалося сильно в нем сердце.

И обратился, смутясь, к своему он отважному духу:

«Горе какое! Когда от могучего я Ахиллеса

Тем же путем побегу, как в смятенье бегут остальные,

Быстро меня он догонит и голову срубит, как трусу.

Если же всем остальным предоставлю тесниться я в бегстве

Пред Ахиллесом, а сам от стены побегу поскорее

Прочь по Илову полю, пока не достигну лесистой

Иды и там не укроюсь в ущелье, в кустарнике частом…

После того же, как вечер наступит, — обмывшись от пота

И освежившись в потоке, назад в Илион я вернулся б.

Но для чего мое сердце волнуют подобные думы?

Вдруг в то время, когда побегу я от города в поле,

Он, заприметив меня, на ногах своих быстрых настигнет?

Будет тогда невозможно спастись мне от Кер и от смерти:

Больно уж этот силён человек средь людей земнородных!

Если б, однако, навстречу ему перед городом выйти?

Острою медью ведь тело его, как у всех, уязвимо,

В нем одна лишь душа, и смертным зовут его люди.

Только вот славу дарует ему громовержец Кронион.»

Так сказал он и весь подобрался и ждал Ахиллеса.

Храброе сердце его рвалось воевать и сражаться.

Как на охотника-мужа из чащи дремучего леса

Смело идет леопард; и сердце его не трепещет,

Хоть бы и лай он услышал, но думать о бегстве не хочет,

Ежели даже летящим копьем его встретит охотник,

То, и пронзенный копьем, не теряет он в сердце отваги,

Рвется вперед, чтоб схватиться с врагом, победить иль погибнуть.

Так Антенора почтенного сын, Агенор богоравный,

Пред Ахиллесом бежать не хотел, не померившись силой.

Быстро вперед он уставил свой щит, во все стороны равный,

И закричал во весь голос Пелиду, нацелившись пикой:

«Сильно, должно быть, надеялся ты, Ахиллес благородный,

Город отважных троянцев сегодня предать разрушенью.

Нет, еще многих, глупец, страдания ждут из-за Трои!

Много нас в городе есть и отважных мужей, и могучих,

Чтобы, родителей наших, супруг и детей защищая,

За Илион наш сражаться. Тебя же судьба здесь настигнет,

Как бы ты ни был ужасен и как бы отважно ни бился!»

Молвил и острую пику тяжелою кинул рукою.

Не промахнулся и в голень Пелиду попал под коленом.

Страшный на новой поноже вкруг голени звон испустило

Олово; медная пика, ударив в него, отскочила,

Не пронизавши поножи: сдержал ее божий подарок.

После того Ахиллес в Агенора, подобного богу,

Также ударил. Но Феб помешал ему славой покрыться:

Вырвал из битвы, густым Агенора окутав туманом,

И невредимым ему из сражения дал удалиться.

Хитростью после того Ахиллеса отвлек от троянцев:

Вид свой наружный вполне Агенору во всем уподобив,

Он побежал пред Пелидом; Пелид же в погоню пустился.

Гнал Ахиллес Аполлона равниной, покрытой пшеницей,

И оттеснить Дальновержца старался к потоку Скамандру;

Чуть впереди тот бежал, — завлекал Ахиллеса все время.

Каждый надеялся миг Ахиллес: вот-вот уж догонит!

Все остальные троянцы тем временем с радостным сердцем

В город вбегали стремглав. Беглецами наполнился город.

Больше уже не дерзали они за стеною, вне Трои,

Ждать остальных, чтоб разведать, кто в поле убитым остался.

Кто из товарищей спасся. Но радостно все устремились

В город, кого только ноги туда донесли и колени.

Песнь двадцать вторая Убийство Гектора

В город вбежали троянцы, подобно испуганным ланям,

Пот осушили и пили, и жажду свою утоляли,

Вдоль по стене прислонившись к зубцам. Приближались ахейцы, —

Двигались прямо к стене, щиты наклонив над плечами.

Гектора ж гибельный рок оковал, и остался один он

Там же, близ Скейских ворот, перед крепкой стеной городскою.

Феб-Аполлон между тем обратился к Пелееву сыну:

«Что ты на быстрых ногах так усердно, Пелид, меня гонишь,

Смертный — бессмертного бога! Как видно, того не узнал ты,

Что пред тобою бессмертный, и яро убить меня рвешься!

Против бегущих троянцев тебя уж борьба не заботит.

В городе скрылись они, а ты по равнине тут рыщешь!

Смерти я не подвержен: меня умертвить не надейся!»