Днем позже, 3 октября, Толстой занес в дневник еще одну запись: “Кончил Троллопа. Условного слишком много” [3] .
Это замечание проясняет некоторые существенные особенности творчества Троллопа-романиста.
Превосходный бытописатель, мастер естественного, живого диалога, знающий цену каждой выразительной, пластически воспроизведенной детали, Троллоп вместе с тем никогда не забывает, что он ― профессиональный беллетрист, главная задача которого - доставить читателю занимательное, а отчасти и поучительное чтение, в одном, двух или трех томах, в зависимости от договора с издателем. “Писать книги, по моему мнению,— это почти то же самое, что тачать сапоги”,— заявил он в письме одной своей корреспондентке в 1860 году, а позднее с явным удовольствием подробно развил это сравнение в “Автобиографии”.
“Роман,— по определению Троллопа,— должен представлять картину обыденной жизни, оживленную юмором и подслащенную чувством”. В соответствии с этим создатель “Барсетширских хроник” старается довольно точно дозировать пропорцию смехотворности и трогательности в развитии изображаемых им событий. Он даже не прочь поделиться с читателями некоторыми секретами своей писательской кухни. Так, например, в начале “Барчестерских башен” он уже предупреждает заранее читателя, что тот может быть спокоен: ни Слоуп, ни Берти Стэнхоуп не женятся на Элинор Болд. А позднее, когда недоразумения, возникшие между Элинор и Эйрбином, мешают им понять друг друга, Троллоп лукаво объясняет читателю значение своей тактики умышленного замедления действия: “Заплачь она, как часто плачут женщины в подобных случаях, и он сразу сдался бы, умоляя ее о прощении, может быть, упал бы к ее ногам и признался бы ей в любви... Но что тогда стало бы с моим романом? Она не заплакала, и мистер Эйрбин не сдался”.
В “Барчестерских башнях” это обнажение условности еще могло быть воспринято как иронический прием, соответствующий общей юмористической тональности романа.
Но, обращаясь ко многим позднейшим книгам Троллопа, нельзя не заметить, что читаешь не глубоко прочувствованное и выстраданное произведение искусства, а именно “хорошо сделанный” роман. Сам Троллоп, кстати сказать, вряд ли был бы обижен таким определением.
Успех “Барчестерских башен” обеспечил Троллопу положение признанного профессионального писателя. Еще недавно, когда речь шла о “Смотрителе”, издательская фирма не рискнула назначить автору никакого гонорара, а предпочла разделить с ним прибыль от распродажи издания. Через год по выходе книги автор получил от издателя девять фунтов восемь шиллингов и восемь пенсов; по истечении следующего года — еще десять фунтов. Многие были бы обескуражены; но упорство Троллопа было вознаграждено: десять лет спустя, в 1867 году, заключительная часть того же цикла, “Последняя барсетширская хроника”, принесла ему уже три тысячи фунтов гонорара. Этот деловой успех был показателем широкого признания, которое Троллоп успел завоевать у читателей. Его романы раскупались нарасхват, продавались во всех железнодорожных киосках, занимали почетное место в журналах. Теккерей был счастлив привлечь его к сотрудничеству в своем журнале “Корнхилл мэгезин”.
Но Троллоп не пожелал расстаться и с почтовым ведомством, где к этому времени успел значительно продвинуться по службе. Переведенный из Ирландии обратно в Англию, он энергично занялся подготовкой некоторых важных почтовых реформ и самолично исходил и изъездил верхом обширную подведомственную ему округу, чтобы проверить маршруты почтальонов и установить наилучшие способы доставки писем. “Я любил эти письма и заботился об их благополучной доставке так, как если бы они все были моими собственными”,— вспоминал он впоследствии. Как чиновник почтового ведомства, Троллоп ездил и за границу,— в частности, в США и в Египет,— для заключения почтовых конвенций между этими странами и Англией.
Все это, казалось бы, оставляло мало времени для литературного творчества. Но Троллоп установил для себя строжайший распорядок, которым гордился и которого придерживался нерушимо. Все было обдумано и рассчитано до последней мелочи. Каждое утро в пять часов тридцать минут старый конюх (которому за это приплачивалось дополнительно по пяти фунтов в год) будил своего хозяина и подавал ему чашку кофе. Троллоп садился к письменному столу и писал в течение трех часов, не отрываясь, не позволяя себе ни задуматься, ни оглянуться по сторонам, пока не приходило время одеваться к утреннему завтраку. Он выработал столь четкий ритм работы, что проверял себя по часам: за каждые четверть часа ему полагалось написать ровнехонько двести пятьдесят слов. Он приучил себя писать так же регулярно и в поезде (где была написана значительная часть “Барчестерских башен”), и в каюте парохода. Таким образом,— как с наивным самодовольством рассказывает Троллоп в “Автобиографии”,— ему удалось побить все рекорды писательской продуктивности: по количеству написанных им томов он опередил всех современных ему английских литераторов и перещеголял даже самого Вольтера! Что же касается гонораров, то, как сообщает там же Троллоп, он получил на своем веку от издателей семьдесят тысяч фунтов,— сумму, по тому времени огромную.
С добродушной самоуверенностью Троллоп рекомендовал молодым писателям следовать своему примеру. Однако ему суждено было дожить до заката своей славы. Причиной этому был не только ремесленный характер многих из его поспешно сочиняемых произведений. Времена менялись, а вместе с ними менялись и вкусы, и интересы читателей. Вершинным, классическим периодом творчества Троллопа было то двенадцатилетие, с 1855 по 1867 год, когда были созданы “Барсетширские хроники” [4] .
Это был относительно стабильный, “спокойный” период во внутренней жизни Англии, в промежутке между завершением чартистских волнений “голодных сороковых годов” и новым обострением социальных противоречий, вызвавшим подъем рабочего и социалистического движения в 80-х годах. Биографы Троллопа указывают на знаменательное совпадение даты выхода “Последней барсетширской хроники” с датой второй парламентской реформы 1867 года, которая, демократизировав отчасти процедуру парламентских выборов, создала предпосылки для нового этана политической борьбы. В “Автобиографии” Троллоп рассказывает, что решил “убить” миссис Прауди под влиянием случайно подслушанного им разговора двух священников, которые сетовали на однообразие его персонажей и особенно возмущались образом этой деспотической особы. Раздосадованный автор раскрыл свое инкогнито и объявил, что на этой же неделе покончит с ней. Действительно, в “Последней барсетширской хронике” умирают и властолюбивая супруга барчестерского епископа, и кроткий мистер Хардинг, бывший смотритель Хайремской богадельни, и занавес опускается навсегда над сценами патриархальной барсетширской жизни. Но уходили в прошлое и те общественные отношения и нравы, которые послужили прообразом этого вымышленного Барсетшира.
В “Барсетширских хрониках” жизнь, при всех ее иронических поворотах и сюрпризах, казалась все же понятной, надежной и прочной, и Троллоп без труда находил оптимистическое решение для тех проблем, с которыми сталкивались его герои. Безродная сирота, неимущая воспитанница деревенского врача, получала миллионное наследство и могла беспрепятственно выйти замуж за полюбившегося ей сына соседнего помещика (“Доктор Торн”), Сестра приходского священника становилась достойной супругой знатного лорда после того, как его родные, сперва сопротивлявшиеся этому браку, убеждались в высоких достоинствах невесты (“Фремлейский приход”). Тщеславный и пустой карьерист, обманув свою нареченную, женился на титулованной леди,— и был жестоко наказан за вероломство, став жертвой эгоистических расчетов своей надменной жены и ее знатной родни (“Домик в Оллингтоне”).