У Олега опять была такая же дама.
– А кто его спрашивает? – задала она мне вопрос тоном строгой учительницы.
– Юлия Смирнова. «Криминальная хроника». Если Олег сейчас не может подойти, пусть перезвонит мне в любое время.
– Ой! – сказали на том конце провода, но обещали передать, что я звонила. Возможно, не хотели попадать в сюжеты «Криминальной хроники».
Олег перезвонил мне меньше чем через пять минут.
– Ну? – спросил старый знакомый.
– Ты случайно ничего не знаешь про некоего Алекса Циммермана, гражданина США, вывезенного из России, или, скорее, СССР, еще ребенком? Сейчас находится в Петербурге, проживает в гранд-отеле «Европа».
– Наша служба знает все и про всех, – ответил Олег. – Что тебя конкретно интересует?
– Все, что есть.
Олег хмыкнул.
– К тебе по его поводу могут обратиться еще и ребята из Управления, – предупредила я.
– Чего натворил этот Циммерман?
– Пока затрудняюсь сказать.
– Юля! Если уж ты им заинтересовалась, значит, что-то натворил. Выкладывай, что знаешь.
Я выложила. Естественно, несколько отредактированную для ФСБ версию.
– Значит, крутил любовь с двумя сводными сестрами, мать которых владеет определенной коллекцией живописи… Интересуется Леонардо да Винчи и картинами с лошадьми. И из коллекции Иванихиных пропали две картины и именно с лошадьми… ФСБ вообще-то не занимается живостью.
– Но занимается иностранцами, если я ничего не путаю. Или у вас теперь появились какие-то новые направления деятельности?
– Появились, – вздохнул Олег. – Времена-то изменились. Не в Союзе живем, хотя мне иногда бывает жаль те времена… И многим моим друзьям жаль… Про Циммермана я тебе выясню все, что смогу. Сам я про него никогда не слышал. Кстати, ты думаешь, что это он украл картины из квартиры Иванихиной?
– Не думаю. Но ведь мог кого-то нанять. Хотя кто их знает, этих наших бывших граждан…
Олег посоветовал наведаться к галерейщику Галустьяну и расспросить про гражданина США, интересующегося живописью.
Я именно это и сделала. Тем более что я хотела посмотреть картину Ярослава Морозова, пока никем не испорченную.
* * *
При появлении нас с Пашкой в дверях галереи к нам тут же подскочил молодой человек, с которым мы познакомились в прошлый раз, и сказал, что Артур Рубенович сейчас занят, но насчет нас оставлены конкретные указания. Нас проводили в небольшую комнатку для персонала, предложили кофе, от которого мы оба отказались.
Молодой человек удалился, но вскоре вернулся с упакованной картиной, при нас ее распаковал и представил нашим взорам.
– Снять можно? – спросила я.
– Конечно.
Я кивнула Пашке.
С этой картины никто даже не думал снимать краску. Или только пока.
– Артур Рубенович скоро освободится?
– Минут через пятнадцать. Я сообщил ему о вашем приезде. Будете ждать?
– Да.
Я извлекла из сумки фотографии Алекса Циммермана и продемонстрировала молодому человеку.
– Вы знаете, кто этот человек? Он бывал в галерее?
– Никогда его раньше не видел.
Тогда я продемонстрировала фотографию двух женщин, которых видела один раз в жизни – на аукционе, по всей вероятности – мать и дочь. Молодой человек не видел и их.
Вскоре нас с Пашкой проводили в кабинет к Артуру Рубеновичу, он пожал нам руки и спросил, чем может быть полезен на этот раз.
– Про Алису Румянцеву слышали? – начала я с другой темы.
– Слышал. Самоубийство очень хорошо для пиара.
– Что?! – открыла рот я, потом добавила: – Но она же не звезда эстрады. Если бы кто-то из наших «звезд» что-то такое учудил, это было бы понятно, но она же – художница!
– Я думаю отправить Алисочку в США. С ее картинами. И Морозова как раз свезет моим заказчикам. А на Западе любят самоубийц. То есть самоубийц и психов.
– Там что, все идиоты?
– А вы не знали?
Я рассмеялась.
– Не все, конечно, – серьезно сказал Галустьян. – Но я знаю, как правильно провести рекламную кампанию. Художницу-самоубийцу, пусть и не удавшуюся, продать легче, чем абсолютно нормальную и ничего такого не вытворявшую. Знаете, я тут недавно про Шумана книгу прочитал.
– Вы имеете в виду немецкого композитора? – уточнила я.
– Его самого, – кивнул Галустьян. – Он якобы видел звуки. То есть он это утверждал.
– А вы полностью это исключаете? Ведь есть же невидимый глазу спектр. И есть экстрасенсы – и просто люди с какими-то необычными способностями. И вообще, наверное, каждый звук ассоциируется с каким-то цветом.
– А я хочу представить, что Алиса слышит цвет. Надо только все хорошо продумать, чтобы не путаться. Или еще что-то в этом роде. Если у вас какая-то идейка на этот счет появится, позвоните, пожалуйста. Вам же, наверное, в процессе работы с разными психами приходилось сталкиваться.
Мне почему-то вспомнился Ван Гог, с которым я, естественно, сталкиваться не могла. Но я находилась в художественной галерее, говорили мы про художницу Алису Румянцеву… Но не предлагать же Алисе отрезать левое ухо! И вообще она цветы рисует, а не автопортреты…
– Вообще-то он краски ел, – в задумчивости произнес Галустьян. – В некоторых источниках есть такая информация. Из тюбиков.
– Почему Алиса все-таки полезла в петлю? – спросила я. – Вы с ней после этого встречались? Или хотя бы по телефону разговаривали?
– Вообще-то именно ваше появление стало последней каплей.
– Вы хотите меня под статью подвести? Доведение до самоубийства?
– Ну что вы, Юленька! – замахал руками Галустьян. – Упаси боже! Зачем мне вас-то под статью подводить, если я сам в будущем намерен к вам обращаться на тот случай, если кто-то попытается под статью подвести меня?
Мне стало смешно.
– А если серьезно? – спросила я.
– А если серьезно, то Алиса при вашем появлении подумала, что наконец у драгоценного супруга начались проблемы. И есть шанс освободиться от брачных оков. У нее появилась надежда – и очень быстро разбилась…
Я постаралась точно вспомнить, как появилась в гареме, что говорила… Или у этой Алисы на самом деле с головой не все в порядке?
Я выложила перед Галустьяном фотографии Алекса Циммермана.
– Вы знаете, кто это?
– Сашка Американец. Это мы его так зовем. В определенных кругах.
– Он – Александр?
Галустьян кивнул.
– Почему он пишет о политике и об искусстве? По-моему, очень разные темы, – заметила я, одновременно показывая, что кое-что знаю о Циммермане.