Джентльмены неудачи | Страница: 61

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Чем вы еще тут занимаетесь?

– Играем. В тюремные игры. Я все записываю. Потом издам книгу, отдельно про тюрьму. Мне мои коллеги сказали, что Ивана нужно взять в соавторы. Он очень много знает про тюрьму. Ты ему скажи, Юля, что я хочу его взять не в соавторы, а в консультанты. Я ему заплачу. Я составлю список вопросов для Ивана и попрошу тебя ему их передать.

Адвокат, нанятый Иваном Захаровичем, сказал немцу, что с такой просьбой – в смысле, передать список Ивану – лучше обращаться ко мне. Понятно: чтобы не получить этим списком по морде. А я как-то решу вопрос.

А вообще-то, было бы интересно, если бы они на пару с Иваном Захаровичем книжонку состряпали! Немецкий барон в соавторстве с русским вором в законе! Я литературно обработаю русский вариант. Народу будет любопытно почитать. А уж сотрудникам ГУИНа как будет приятно услышать, что немцу в нашей тюрьме понравилось…

А ему нравилось! Интересно ему, видите ли! Если бы, конечно, он поездом челночным в свое время не проехал, «северного сияния» и «ерша» не налакался, в подвале не посидел, может, по-другому бы все воспринимал. А так… И книгу теперь забабахает по личным впечатлениям, которых нет ни у кого из его соотечественников.

Но я попросила его рассказать о подвале. Где он находится? Как туда попал Отто Дитрих? Кто его там держал?

Немца, по его словам, из дома Ивана кто-то тайно вывез. Отто Дитрих помнил только, что вечером они пили – как обычно. Потом он упал мордой в любимое место отдыха русских (или у немецкого барона сложилось такое впечатление) – салат оливье, и все вокруг погрузилось в черноту. Вроде бы они еще купаться ходили… С уверенностью утверждать он ничего не мог.

Когда очнулся – все кругом опять было черное. Но только мордой он лежал не в салате, которого бы теперь с удовольствием откушал, а на холодном бетоне.

Стал Отто Дитрих ощупывать место вокруг себя и вскоре пришел к неутешительному выводу: сидит он в каком-то подвале. Один. Еды нет, питья нет, крышка сверху плотно закрыта, плечом не выбьешь. Хотя к ней вела лестница.

Потом люк открыли, внутрь заглянул незнакомый мужчина, осветил место заточения барона фонариком и рассказал, что произойдет с Отто Дитрихом, если он не заплатит за свое освобождение.

– Как я мог заплатить за свое освобождение, если у меня с собой не было не только кредитной карты, а даже ни одного вашего металлического рубля? – сказал муж.

Отто Дитриху дали в руку телефон и велели звонить в Германию, чтобы оттуда перевели деньги. В другую руку немцу сунули бумажку со счетом, куда следовало переводить деньги. Но барон зааратачился.

– А сколько требовали? – поинтересовалась я.

– Миллион долларов.

– Ты вообще куда-нибудь из подвала звонил?

– Нет. Я отдал им трубку.

– Так и отдал? Протянул наверх?! Ты мог бы заставить… Кстати, их сколько было?

– Двое.

– Ну так один бы спустился за телефоном. Неужели ты бы не справился с ним в замкнутом пространстве? А если бы парень не спустился – телефон остался бы у тебя. Пока заблокируют карту…

Отто Дитрих вздохнул. В немецкую голову почему-то не пришел самый естественный для русского путь.

– Так, и что было дальше?

Дальше те двое приходили по три раза в день, кидали Отто Дитриху хлеб и наполняли пол-литровую бутылку водой. Правда, в подполе было холодно, но одеяло не давали.

– Поэтому здесь я наслаждаюсь теплом, – заявил мне законный супруг.

Другие изнемогают от жары, когда солнце нагревает стены тюрьмы и в камерах не продохнуть, а ему, значит, хорошо… Значит, и наоборот поговорка работает? В смыс– ле, что русскому плохо, то немцу в кайф?

– Продолжай, пожалуйста, – попросила я.

А потом как-то пришла пожилая женщина, открыла крышку и выпустила Отто Дитриха. И спросила, куда ему нужно. «В Петербург», – сказал немец. «Это туда», – указала женщина рукой направление и велела ему побыстрее сматываться. И он смотался.

– Ты пешком пошел в Питер?!

– А где бы я взял машину? – искренне удивился моему непониманию Отто Дитрих. – И я привык много ходить. Это полезно для здоровья. Дома я много хожу в нашем саду, когда езжу в наш родовой замок. Когда ты приедешь ко мне в гости, мы с тобой погуляем там, где я родился. Ты знаешь, Юля… Когда я сидел в том подвале, подумал: фундамент старый. У нас замок – очень старый, и я знаю, как выглядят старые камни… И эти камни были старые. Ну, сейчас так фундамент не делают.

«У вас в Германии», – хотелось мне поправить немца. А у нас много чего делают из того, что у вас в позапрошлом веке уже прекратили.

– Женщину ты узнаешь? – спросила я вместо этого.

Немец задумался:

– Не уверен.

– Как же ты не запомнил свою спасительницу?

– Ну… она меня прогнала. Говорила, чтобы я быстро уходил. Нельзя ждать. И я пошел в лес.

О его встрече с медведем на велосипеде я уже слышала от представителей органов. Теперь немец жалел об одном: у него с собой не было фотоаппарата. Сейчас-то он уже понял: медведь цирковой, а тогда испугался, потому что знает: одним ударом медведь может переломить человеку позвоночник, проломить череп, кусок мяса из бока вырвать.

– Трусы у тебя чьи нашли? Или у вас в Германии трусы теперь заменяют документы?

Барон даже не смутился. Оказывается, он их коллекционирует, в смысле хранит, – от женщин, с которыми он когда-либо переспал. Такая вот невинная донжуанская шалость.

– Мне их отдадут, когда выпустят? – спросил у меня барон.

– Должны вообще-то, – правда, я не была уверена. – Но ты, наверное, сможешь найти замену? Одни – Татьянины, как я понимаю?

– Да. Вторые – Светланины.

– Так в чем проблема?

Затем я спросила, сколько лет было женщине-освободительнице, хотя бы примерно.

– Восемьдесят, – сказал Отто Дитрих.

Значит, где-то пятьдесят-шестьдесят, если сделать скидку на нашу действительность.

– Ты место своего заточения узнаешь?

– Если меня привезут туда, где встретился с вашим русским медведем… и мы пойдем через лес… Я шел прямо, понимаешь? Так что мы должны выйти к дому с подвалом.

– Дом стоит у самого леса?

Немец кивнул. Уж не Ящер ли его держал у себя? Но ведь в том доме постоянно кто-то оставался. И Светку там держали… Не мог Отто Дитрих не слышать Светкиных воплей. И узнал бы ее по голосу, ее же невозможно не узнать. А держали их в одно время, плюс-минус… Значит, в другом доме? Или не Ящер Отто засадил в подвал?

– Юля, адвокат велел мне молчать насчет посещения квартиры Вячеслава, ну ты знаешь когда, – продолжал Отто Дитрих. – Я им тут вообще ничего не говорил, пока мне не дали адвоката. Я знаю, что нельзя говорить без адвоката. И не говорил. Почти ничего. Ну, про медведя я раньше рассказал, и еще про плен, когда думал, что ваша полиция будет меня защищать. А она у вас почему-то пострадавших не защищает, а арестовывает.