Если хочешь убраться отсюда живым, нужно не смотреть на чёрные облака и мокрые звезды под ногами, а сосредоточиться на своей цели. Неважно, что Олень выследит добычу не хуже своры гончих, думай об охоте, чтобы не дать себя заморочить, запутать, чтобы не потерять голову, не спрыгнуть в ставшие вдруг бледно-лиловыми травы, навеки оставаясь между сном и бредом.
Эстель Оскора
Я играла со своим найденышем, он был десятилетним мальчиком, немного мечтательным, но счастливым. А я была кошкой. Маленькой серой кошкой, почти котенком, серой, с белыми лапками. Я гонялась за солнечными зайчиками и рыжими бабочками, а мальчик смотрел на меня и смеялся. Я не знала и не хотела знать, кто он. Нельзя лезть в обнаженную чужую душу. Кто знает, какую боль пережил спасенный мной рыцарь, прежде чем потерять сознание, кого потерял, что проиграл. Он не должен об этом помнить, не должен об этом думать, тогда он вернется в нашу жестокую, подлую жизнь, не потеряв себя и не возненавидев. Я могла увести его в радость – и увела.
Не будь бедняга горбуном, я бы оставила его среди деревьев, которые кажутся большими, в мире самой зеленой травы, самого яркого солнца и самого высокого неба, но детство калеки редко бывает счастливым. Нельзя позволить вернуться старой боли, обидам, неуверенности в себе, и я пошла за ним в сотворенный мною же сон. Я давно научилась гулять по призрачным дорогам – это не так уж и трудно, а на этот раз мне было хорошо и легко. Кем бы ни был темноволосый рыцарь, в нем не было ни следа зависти, злобы, ненависти. Светлая душа, такие редко встречаются… Хорошо, что я его спасла. Вернее, почти спасла, потому что ему еще предстояло пробуждение и осознание горькой правды.
Это будет больно, и, чтобы он пережил эту боль и не сломался, я обливала его душу радостью, не забывая и о себе. Нам было хорошо среди высоких зрелых трав, в которых алели красные ягоды. Здесь не оставалось места сомнениям, грусти, плачам по несбывшемуся, как в саду Адены, несмотря на всю его красоту. Я правильно сделала, что привела своего нового друга на Поляну. Не знаю, откуда и как я узнала дорогу, ведь неизбывная радость этого места принадлежала какой-то другой жизни, бесконечно далекой и от Тарры, и от прочих миров, которых я повидала немало. Возможно, я была родом именно отсюда, но было это так давно, что забылось все, кроме счастья. Если так, то это была тень моего детства, радостного и беззаботного. Или не моего? Какая разница, если моему гостю здесь было хорошо.
Желтый мотылек пролетел над малиновыми шишечками клевера, я подскочила высоко вверх, пытаясь его поймать, но не поймала, хотя могла бы, а, перекувыркнувшись в воздухе, свалилась на спину, дрыгая лапами и ловя свой собственный, не так чтобы роскошный полосатый хвост. Мальчик весело рассмеялся, блестя серыми глазами, которые я уже где-то видела… Видела? Не сметь вспоминать! Память – это тревога, тоска, сожаление, забудь о них. Моя память, если проснется раньше времени, разбудит и его боль.
Пока мы здесь носимся за бабочками, в домишке посредине Гразских топей спит раненый рыцарь. И чем лучше нам здесь, тем быстрее заживают раны. Придет время, и я его разбужу, а пока пусть валяется на траве и смеется над моими проделками. Здесь нет боли и беды, а только радость, только солнце, только тепло… Тепло? А это еще откуда?! Я ощутила холодную струйку, не просто холодную, но словно бы затхлую. Как будто я в раскаленный летний день спустилась в темный, сырой подвал. Вроде бы и прохладно, но не свежо, а тяжко… Случайность? Нет!
Я повернулась к моему спутнику. Худенькое лицо стало серьезным и напряженным, он зябко поежился. Ему было холодно, и объяснение было лишь одно. За ним шла охота! Разбудить? Это просто, но он проснется с ощущением кошмара, сны для него станут пыткой, а мне придется сидеть рядом и держать его за руку, и все равно рано или поздно до него доберутся. Охотники знали, что делали. Проигравший сражение, раненый, в снах и бреду не менее уязвим, чем в настоящей жизни. Там его убил бы и ребенок, здесь… Здесь это сложнее, хоть и возможно, но эти умники не приняли в расчет меня!
Мальчик вздохнул, решительно запахнул темную куртку, пригладил волосы, проверил кинжал в кожаных ножнах и двинулся вперед, в зеленеющие заросли. Не испугался – или испугался, но решил проверить. Рене говорил, что лучший способ справиться со страхом – пойти и заглянуть ему в глаза. Похоже, мой новый друг крепче, чем кажется, а мое место в любом случае рядом с ним. Мы быстро шли по узкой тропинке, не глядя на радостных стрекоз и пахучие метелки трав, которые никогда не росли в Тарре. Вот и Берег. Там, за медленной черной водой раскинулся мир Обмана, зыбкий и переменчивый, в котором можно встретить все, кроме истины. Я ходила его тропами, и не раз, иногда это пьянило, чаще отталкивало. Там не было ничего и было все, и за нами, вернее, за моим рыцарем пришли именно оттуда. Что поделать, сон всегда смыкается с Обманом, поэтому спящие так уязвимы.
Охотников было двое. Женщина, от которой веяло холодом небытия, и огромный белый олень. Не Ройгу, это я поняла сразу. Не Ройгу, но его двойник, полный силы, злобы и коварства. Они глядели на нас, а мы – на них. Десятилетний мальчик и серая кошка на берегу, заросшем золотистыми ирисами, и женщина с оленем среди бледно-лиловой извивающейся травы, мертвой и чужой. Между нами была темная река, и преграда эта была непреодолимой. Мы не боялись, мы были сильнее и смелее, мы любили жизнь и хотели жить… В темных глубинах вспыхнула синяя искра, погасла и вновь вспыхнула. Мальчик не отрывал взгляда от гнусной парочки на дальнем берегу, а я смотрела в воду, которая становилась все темнее, и все ярче были прорезавшие ее синие сполохи. Черное и Синее, две верные мне силы, Непокорство и Любовь, ветер и облако, отражение звезд в ночном море, отражение моря в небесах…
Желтые ирисы по-прежнему кивали головками, но милая, мирная речка превратилась в застывший обсидиановый поток, охваченный пламенем. Синий огонь и черный камень. Первый раз я поставила такой Барьер в… Где же это было? Тогда я спасала каких-то влюбленных, все получилось случайно, но я запомнила.
Я могла пройти сквозь зажженный мной костер. Я могла, наши враги – нет. Злоба старит, бессилие убивает, всадница на олене стремительно обретала сходство с тем пугалом, которое малюют во всех мирах, называя Смертью, хотя истинная Смерть – отнюдь не старуха с косой верхом на понуром четвероногом скелете.
Как же мне хотелось свернуть голову этим мерзким тварям, но мое время еще не пришло. Сейчас я должна защитить своего рыцаря. Ох, не случайно пересеклись наши пути! Я не знала, какими нас видят враги, это дело воображения, но немного вранья не помешает. Силу не скрыть, но пусть с того берега главной опасностью кажусь не я, а мой товарищ.
Я посмотрела на напряженную стройную фигурку у пылающей воды. Мальчик не видел, не мог видеть ту бучу, которую я подняла, защищая его. Для него река оставалась просто рекой. Мой найденыш проводил глазами исчезнувшую в лиловой чаще наездницу и повернулся ко мне. Его лицо было бледным и очень серьезным.
– Кошка, нам пора возвращаться. Мы нужны дома.
Он решил вернуться, и я не стала его удерживать, тем более он был прав. Его раны заживают хорошо, а душа… Он выдержит, он все выдержит, в этом я теперь не сомневалась.