День был чудесным. Неторопливо проезжая под зелеными сводами, вслушиваясь в птичий щебет и гуденье насекомых, Сандер был счастлив или почти счастлив, и тут этот крик... Возможно, ему показалось, а если нет?
Герцог вспомнил, что Реви и два его племянничка успели выпить и были изрядно возбуждены, а слухи о том, как развлекаются сии достойные нобили, расползлись по всей Арции. Встреть троица Вилльо в лесу какую-нибудь крестьяночку, они ни за что ее не отпустили бы. Дени Гретье как-то объяснил своему ученику: если женщина кричит, то она хочет, чтоб ей помогли, если же ей нужно сохранить свои забавы в тайне, она рта не раскроет, хоть режь ее на куски. Нельзя сказать, чтобы герцогу очень хотелось кого-то вытаскивать из лап нализавшихся негодяев, но отмахнуться от крика он не мог. Александр повернул коня и поехал в ту сторону, где, как ему показалось, кричали. Вскоре крик повторился, потом он услышал грубый смех, голоса, какой-то плеск. Больше сомнений не было: господа Вилльо развлекаются.
Отвращение, захлестнувшее Александра при виде родичей королевы, стало почти осязаемым, однако он помнил, что ему придется столкнуться лицом к лицу с тремя вооруженными мерзавцами, разгоряченными вином и кое-чем еще.
Кусты расступились, и глазам Александра предстали братья Гризье и их дядюшка во всей красе. Граф Реви стоял спиной к лесу буквально в двух шагах от герцога и давал указания вымокшему племяннику, державшему еще более мокрую девушку, видимо, вытащенную им из реки и отнюдь не похожую ни на крестьянку, ни на русалку. Та неумело, но отчаянно отбивалась и как раз в момент появления Александра умудрилась укусить Гризье за руку. Реви бросился на помощь племяннику и схватил пленницу за тяжелую косу. Дальше Александр не смотрел. Выхватив из-за пояса рог (хорошо, что все же взял с собой), он коротко протрубил призыв, обозначая их местонахождение. Не нобили, так егеря или лесничие бросятся на поиски. Не пройдет и полуоры, кто-то сюда да примчится.
Отбросив ставший ненужным рог, Александр послал коня прыжком через кусты ежевики и вылетел на поляну. Ошалевшие от неожиданности мужчины обернулись, Базиль разжал руки, и девушка... Даро! – путаясь в складках платья, бросилась к нему. Легкое движение поводьями, и конь Александра оказался между мирийкой и насильниками.
– Тебе никто не поверит, – первым, разумеется, опомнился Реви.
– Ты ошибаешься, – холодно, хотя внутри его все кипело, ответил Александр, – мне поверят все. Кое-кто не захочет поверить, это верно, но даже король должен считаться с народом. – Все так же холодно и спокойно герцог Эстре обнажил меч.
– Что? – взвизгнул братец Эллы. – Что ты хочешь делать? Ты не посмеешь!
– Еще как посмею, – красивые губы Александра тронула волчья усмешка, – твари!
Их было трое, но он был верхом и готов к бою. Впрочем, с Реви и обоими Гризье он бы справился, даже будь те на конях и при полном вооружении. Родичи королевы, в отличие от Мулана, отнюдь не были великими воителями.
Никогда еще клан Вилльо не был столь близок к тому, чтобы понести потери, в серых глазах Александра полыхнула такая ненависть, что Фернан с племянничками сжались в комок. Герцог двинул коня вперед, но тут на противоположной стороне речушки появилось несколько всадников в зеленых одеяниях помощников главного ловчего. Александр со вздохом вложил клинок в ножны.
2885 год от В.И.
1-й день месяца Собаки.
Арция. Окрестности Лаги
Она не сразу поняла, что спасена. Звук рога, всадник на белом жеребце, удивление, ярость, растерянность и, наконец, страх на физиономиях Вилльо, ловчие в зеленом на том берегу, уверенные распоряжения герцога Эстре, – все смешалось в единый цветной и шумный вихрь. В глазах у Даро помутилось, и она наконец потеряла сознание, свалившись ничком в колючие кусты. Охотники, с ненавистью и злорадством глядя на притихших Вилльо, окружили поляну, ожидая приказов Александра. Базиль молчал, опустив голову, Жорес пытался скандалить, и кто-то из ловчих с удовольствием связал ему руки зеленым кушаком, граф Реви изображал из себя оскорбленное достоинство, глядя в небо. Александр спешился, бросив поводья кому-то из подоспевших охотников, и, подойдя к Дариоло, легко поднял ее на руки. Кто-то из ловчих уже расстелил на земле плащ.
– Как она, монсигнор? Они не...
– Мы успели вовремя. Царка есть у кого-нибудь?
– Орельен, а ну, давай, делись!
– Передай монсигнору...
Александр приподнял голову девушки и легонько ударил ее по щекам. Длинные ресницы дрогнули. Даро открыла глаза, с удивлением глядя на склонившегося над ней Тагэре, а потом на ее лице отразилось такое облегчение, что у герцога к горлу подскочил комок.
– Все в порядке. Выпей!
– Что это?
– Это, – он улыбнулся, – это очень мужской напиток, но сегодня тебе можно.
– Где они?
– Тут, к сожалению. Не бойся, ничего они тебе больше не сделают...
– Они сказали, сказали...
– Ах, они еще и говорили?
– Они сказали, что... Чтобы я вышла замуж за Аганна. А если я сама не... он... А Рито, он... Это же родственники Ее Величества... Если что, они скажут, что я сама с ним... И свидетели будут, а потом... Потом меня все равно в монастырь...
– Так, – блеск в глазах Александра не предвещал Вилльо ничего хорошего, – забудь все, повторяю, ВСЕ, что они наболтали. Это мое дело, я поклялся честью вас защитить, и, Проклятый меня побери, я это сделаю. Циалианкам я тебя не отдам, не бойся. Робер, вы тут?
– Да, монсигнор, – седой человек с коротко стриженными усами подошел к герцогу.
– Постарайтесь найти что-нибудь сухое для девушки и какую-нибудь женщину ей в помощь. Видимо, нам придется молчать. Этих, – он махнул рукой в сторону сидящей на траве троицы, – не жаль, а вот девушка...
– Понимаю, монсигнор, она не виновата, а болтать все равно будут.
– Даро, ты меня понимаешь?
– Д-да...
– Так вот, эти твари теперь близко к тебе не подойдут. Сегодня я буду говорить с королем, и он меня выслушает, уверяю тебя, но ты же знаешь наших дам... Боюсь, не все поверят или захотят поверить, что я успел вовремя, так что для тебя лучше молчать. Рафаэлю расскажи, конечно, и все. Люди Робера рта не раскроют, да и эти «пуделя» тоже. Ты поняла?
– Да, монсигнор, я буду молчать.
Нэо Рамиэрль
«Никогда не говори «невозможно», хуже этого слова только слово «поздно», – эти слова, некогда сказанные Рене, Рамиэрль запомнил на всю жизнь. Самое страшное – это опоздать, он должен вернуться в Тарру до года Трех Звезд [94] , но как? Роман думал ночь и полдня, а потом принялся топить в котелке снег и поливать водой серые камни между передними лапами каменного волка. В ответ на недоуменный взгляд Норгэреля разведчик бросил: