Зверек лежал в тени еще ору или две, а потом, когда тени сгустились настолько, что можно было не опасаться прямых солнечных лучей, быстро помчался к броду через Рогг.
2228 год от В. И. Вечер 24-го дня месяца Лебедя.
Таяна. Олений Замок.
В маленьком замке никого не было. Даже слуг. Рене несколько раз объехал опоясывавшее старую башню каменное кольцо в три человеческих роста высотой. Массивные ворота были заперты, но в кладке имелась калитка, в которую вполне мог въехать всадник. Ключи у него были.
Смазанные петли даже не подумали заскрипеть. Оказавшись во дворе, мощенном булыжниками, меж которых торчала желтая трава, Рене снова запер калитку — у Иланы есть ключи. Все было спокойно, только над крышей башни поднялась стайка голубей, улетев в малиновый закат.
Герцог отвел иноходца на конюшню и поднялся по пологим ступеням к башне. Второй ключ легко повернулся в замке, и дверь гостеприимно распахнулась. Несмотря на приближающуюся осень, дни стояли жаркие, и прохлада башни не могла не привлекать. Рене знал, что Илана появится только через ору или две, но это его не заботило. Сменив пропыленную дорожную одежду, он с удовольствием обошел Убежище Королевы, в котором после смерти сестры не бывал ни разу. В конце концов, герцог расположился в примыкающей к Белой Башенке Морской гостиной, где уже был накрыт изысканный ужин на двоих. Видимо, слуги получили приказ, прежде чем исчезнуть, привести все в надлежащий порядок.
Трепетно относящийся к своим обязанностям Жан-Флорентин тщательно обследовал еду и питье, заодно ознакомился с цветами в вазах, свечами и заботливо сложенными в камине на случай холодной ночи поленьями, потребовал, чтобы его пронесли по всем указанным им местам и объявил, что никакой отравы в доме нет.
— Собственно говоря, я в Ланке и не сомневался, — откликнулся Рене.
— Если в доме есть слуги, их всегда можно подкупить, — резонно возразил Жан-Флорентин.
— Они жили здесь много лет и очень любили сестру.
— Но они могли не любить Илану, или же в дом мог проникнуть кто-то чужой, — жаб, как всегда, когда ему представлялся случай пообщаться, не преминул пуститься в многословные рассуждения о верности. Рене слушал вполуха, не забывая, впрочем, иногда вставлять ничего не значащие словечки — зачем обижать в общем-то славное и, безусловно, полезное создание? Жаб говорил, а Рене думал о том, что его жизнь с этой ночи, скорее всего, переменится.
Когда они уходили из Гелани, Илана даже не вышла. Рене полагал, что она сочла его предателем. Добиваться встречи он не стал — девчонка никогда не умела владеть собой — скажи он ей правду, она бросилась бы к отцу с упреками и, Проклятый знает, чем бы этот разговор для нее закончился. Пусть уж лучше остается в неведении — рассерженная, презирающая, разочарованная, но живая.
То, что увезти Илану без боя не удастся, Рене понимал. Если побег Герики был все же возможен — от тихой королевы никто не ждал подобной прыти, то исчезновение Ланки сразу же связали бы с эландцами. Герцог понимал, что о союзе с Таяной лучше забыть, но каждый день мира позволял что-то сделать для войны; и Рене не стал встречаться с Иланой. В глубине души он надеялся, что Роман, которому он оставит предупреждение в Белом Мосту, вместе с Шандером найдут способ увести из Гелани всех троих: Лупе, Герику и Ланку. Ему же надо думать о другом.
Однако все благие намерения пошли прахом, когда ночью ему на голову свалилась удравшая из монастыря принцесса. Он сам не понял, как согласился с ее безумным планом. И вот его воины, повинуясь приказу, переходят Гремиху без него, а он здесь, в Оленьем Замке, ждет жену тарского господаря.
…Он услышал, как поворачивается ключ в замке, и на всякий случай отошел за аквамариновый занавес. Но это была она, Илана. Переодетая мальчиком, принцесса, вернее, герцогиня, недоуменно и грустно оглядывалась по сторонам, и тогда эландец засмеялся и вышел из своего укрытия, на ходу вбрасывая шпагу в ножны. Лицо Ланки вспыхнуло счастьем, и дочь короля Марко с радостным криком бросилась на шею возлюбленному.
Герцог еще успел спросить, не заметил ли кто ее, она протестующе тряхнула головой, взметнув веером короткие медные прядки и неумело, но жадно прильнула к губам герцога. И для этих двоих все пропало, прошлое, будущее, предстоящая им страшная дорога, войны, смерти, потери. Илана добилась того, чего желала более всего на свете, — таянская лиса выиграла у северного волка. И Рене с готовностью признал свое поражение.
2228 год от В. И. Вечер 24-го дня месяца Лебедя.
Фронтера.
«Вот они!» — это были первые слова, которые произнес Стах Гери с той минуты, как «Серебряные» и десятка четыре «Золотых» покинули Гелань, с боем прорвавшись через Гусиный мост. Их не преследовали. То ли не успели, то ли не сочли нужным, а скорее всего и то, и другое одновременно. В конце концов, пятьсот или шестьсот даже очень хороших воинов — не ахти что в войне, где счет пойдет на десятки и сотни тысяч. В том же, что будет война, никто и не сомневался.
Беглецы шли рысью. Они и так потеряли почти сутки, объезжая по дуге возможные засады. Все молчали. Кто обдумывал свою собственную судьбу, кто перебирал в памяти тех, кто ушел раньше или, наоборот, остался. На душе было мерзко, люди чувствовали себя виноватыми, хотя даже самый строгий судья не может осудить воинов, выполнивших приказ.
Когда впереди замаячили огни большого лагеря, таянцы немного приободрились. Мистическая вера в Счастливчика Рене давно затопила не только Эланд, но и Таяну. Почему-то казалось, что герцог знает, что делать. Но и эта надежда рухнула. Отряд эландцев, к слову сказать, при приближении неизвестных схватившийся за оружие, был вряд ли в лучшем настроении, чем вновь прибывшие. Когда разъяснилось, кого это носит Проклятый по ночам, Сташека и лейтенанта Роцлава Храта, по старшинству возглавившего остатки гвардии Стефана, пригласил к своему костру коронэль Диман. Старый маринер, и так суровый и немногословный, был еще молчаливее и жестче, чем обычно. От него и узнали, что Рене минувшей ночью покинул отряд. Диман получил приказ идти в Идакону так скоро, как это допускают приличия. Отряд, сопровождающий тело усопшего клирика высокого ранга, не мог нестись вперед как угорелый. Но Рене велел торопиться.
Если Диман и знал, куда и зачем подался герцог Аррой, он тщательно хранил тайну. Зато ветеран не упустил ни одной подробности схватки в Высоком Замке. Видно было, что он одобрил решение Гардани. Сташеку стало немного легче, когда эландец потрепал его по плечу и рассказал о старом идаконском обычае. Маринер, первый раз выходя в море, клянется жертвовать всем — жизнью, здоровьем, даже честью, чтобы спасти остальных.
— Так было надо, сынок, — взгляд коронэля был непривычно теплым, — Шандер должен был остаться, ты — уйти. Пусть Великие Братья дадут тебе шанс спросить с той сволочи, что теперь засела в Замке.
…В эту ночь все, включая Сташека, спали как убитые, хотя юный нобиль и был уверен, что не сомкнет глаз. Сутки в седле лечат от бессонницы лучше любой травы. Не спали только часовые. И Диман. Старый маринер разрывался между желанием броситься назад за Рене и приказом.