– Нам постоянно не хватает технического персонала, – пояснил он, – санитарки оформляются в одно отделение, потом работают в трех, четырех, как договорятся. Их официально берут туда, где есть свободное место, а фактически они работают там, куда позовут. Эта Зинаида Семеновна могла числиться у нас, а полы мыла, допустим, в урологии.
– Санитарки свободно перемещаются по всем корпусам?
– У нас же не тюрьма! – возмутился Мясоедов. – Мы ограничиваем только посетителей, для них есть определенные часы, а персонал абсолютно свободен!
– Белый халат купить нетрудно, – покачал я головой, – его любой приобретет, наденет и начнет разгуливать по клинике.
Мясоедов выдвинул ящик стола, достал оттуда беджик с прищепкой и сказал:
– У нас система беджей, их выдают в отделе кадров. Видите – имя, фамилия, отчество, должность и фото. Но, самое главное, таким пропуском можно открыть двери в отделения и лаборатории. Надо только приложить его к считывающему устройству. Даже если человек и наденет белый халат, его остановит секьюрити на центральном входе. Если же каким-то образом посетитель минует охрану, то в отделение он не войдет. У нас очень строго следят за мерами безопасности. Посещения разрешены с шестнадцати до восемнадцати, в остальные часы вход запрещен.
– Значит, сотрудник с беджем может проникнуть везде?
– Да.
– Днем и ночью?
– Больница никогда не спит, – отметил Петр Федорович.
– Разрешите? – Лика всунула голову в кабинет. – Я узнала про Чижову.
– Говори, – обрадовался Мясоедов.
– Была такая, но не у нас, а в гематологии. Умерла недавно, – отрапортовала Лика.
– Вы, случайно, не узнали адрес родителей девочки? – поинтересовался я. – Где прописана мать?
Лика ответила.
– Не-а, малышка из детдома.
– Петр Федорович, – влетела в комнату еще одна девушка в форме медсестры, – Корчагины пришли!
Хирург быстро встал.
– Я вынужден откланяться!
– Скажите, как связаться с Нелей? – спросил я.
Но Мясоедов, очевидно, не услышав вопроса, быстро пошел к выходу.
– Петр Федорович, – попытался я остановить хирурга, – одну секундочку.
– Не могу, голубчик, – на ходу бросил врач, – поговорите с Ликой, она ответит почти на все ваши вопросы.
– Вам о Неле рассказать? – с горящими глазами завела Лика. – Она себя не утруждает! Появляется редко, зато денег гребет! Вон там спецпалаты! Знаете, сколько они в день стоят? Офигенных бабок! Думаю, немалая их часть прилипает к лапам Самойленковой.
– Петр Федорович говорил, что она помогает детям из приюта. – Я решил еще сильнее разозлить Лику.
Девушка оглянулась, схватила меня за рукав и потащила по коридору.
– Ох уж этот детдом, – с чувством воскликнула она, когда мы очутились на лестнице, – не так часто ребята из него сюда попадают. Вы можете написать правду?
– Постараюсь, – кивнул я, – а что?
Лика села на подоконник.
– Неля очень хитрая. Петра Федоровича даже младенец вокруг пальца обведет! Мясоедов Самойленкову идеальной считает. Ну да, она сюда платных больных заманивает, процент с каждого имеет. Да еще сиротам помогает.
– Очень благородно, наверное, Неля любит детей!
– Как собака палку, – вспылила Лика, – она ими торгует.
– Воспитанниками интерната? – поразился я. – Кто же их покупает?
– Люди, – загадочно закатила глаза медсестра. – Знаете, как трудно здорового ребеночка найти! Я давно за Нелей слежу! Между прочим, я пашу тут уже десять лет, когда пришла, Самойленкова вовсю в отделении работала, платные палаты здесь с незапамятных времен, еще когда их открывать было нельзя.
– Я думал, вам двадцать лет, – абсолютно искренне сказал я.
– Спасибо за комплимент, – усмехнулась Лика, – в прошлом месяце мне четверть века стукнуло.
– И откуда десятилетний стаж?
– Я пришла к Мясоедову на практику из медучилища, сначала по вечерам техничкой подрабатывала, потом меня средним персоналом оформили. Да только речь не обо мне. Я поняла, как Неля действует! Смотрите. Она привозит ребенка из детдома, как правило, здорового. Физически он вполне нормальный, видно, их там хорошо кормят, да и одевают неплохо. Но психически – беда. Все в истерике! Совсем маленькие – спят. Думаю, она их снотворным накачивает, те, что постарше, угрюмые, или плачут, или тупо молчат. В палаты к ним ходят только два врача, есть у нас дико противные бабы. И что интересно – никаких медсестер. Доктора сами уколы ставят.
– Странно, – согласился я.
– Ну прям ваще, – закивала Лика, – за фигом таких детей в хирургии держать? Их надо в другое место класть. Но не это самое интересное! Через два-три дня к сироткам приемные родители приходят. Во! Поняли?
– Не совсем.
– Ну нельзя же быть таким тупым! – возмутилась Лика. – На здоровых сирот очередь стоит! Вокруг много бесплодных пар, но никто не желает с инвалидами возиться, ждут нормального ребенка, без дефектов, а такого можно годами искать. Ну кто в приют попадает? Какая у малышей генетика? Алкоголики, наркоманы, проститутки – разве от них хороший ребеночек родится? Вот Нелька и прочуяла малину! Никакая она не благодетельница. Служит и у нас, и в приюте. И если в интернат нормальный кто попадает, живо его сюда привозит. Устроит на койке, в истории болезни ужасов понапишет и звонит клиенту, небось говорит: «Есть здоровый ребенок. Платите и забирайте!» Крутой бизнес!
– В ваших рассуждениях отсутствует логика, – отметил я. – Зачем здоровых детей привозить в клинику? Намного проще отдать их приемным родителям прямо в Центре.
Лика спрыгнула с подоконника.
– Ну вы даете! А очередь из усыновителей? Люди ж следят! Узнают, что здоровый ребенок в обход их кому-то достался, такой кипеж поднимут. Не, она ловко все придумала. Малыш в клинике, в его карте жуть черная, а по сути он здоров. Деньги на бочку – и гуляйте с сынишкой, никто не возникнет, потому что на инвалида желающих нет. Напишите правду, но только меня не упоминайте!
– Как можно связаться с Самойленковой?
Лика наморщила лоб.