Когда Мясоедов прибыл в операционную, там уже стояла бригада нейрохирургов. Специалисты предприняли отчаянные попытки спасти несчастную Милу, но не сумели.
Надо было сообщить близким ужасную весть. Мясоедов вышел в коридор и увидел молодую женщину, трясущуюся в ознобе.
– Она жива? – закричала дама, кидаясь к врачу. – Скорей ответьте!
– Увы, нет, – сказал Петр Федорович и с удивлением понял: незнакомка этому обрадовалась.
В глазах женщины появилось явное облегчение, потом она попыталась изобразить горе, именно изобразить, но, как ни старалась, как ни терла платком нос, слезы так и не появились.
– Вы мать? – уточнил Мясоедов.
– Нет, Алина мчится в Москву из Владивостока, – прохныкала женщина, – я няня, Виктория. А когда отдадут тело?
– Это будем решать мы, – сказал мужчина, сидевший чуть поодаль на кожаном диване. – Сначала с покойной поработают наши эксперты.
– Нет! – закричала Виктория. – Не надо! Не трогайте бедную девочку, ей и так досталось!
Мужчина встал и представился:
– Майор Логинов, Георгий Олегович. Почему вы так боитесь вскрытия?
– Я? – дрожащим голосом спросила Вика. – Вовсе нет! Просто я слышала, что мертвые могут чувствовать боль, вот только ни сказать о своих ощущениях, ни пошевелиться они не способны!
– Бред! – фыркнул Петр Федорович.
– Милочку нельзя вскрывать, – зарыдала Вика.
И тут Логинов вцепился в няньку, как злой терьер в крысу. Мясоедов, незнакомый с техникой допроса, вжался в угол, а майор буквально за пару минут расколол няньку и выяснил чудовищную вещь.
Виктория не живет у хозяев, у нее есть свой ребенок, чуть постарше Милы, поэтому женщина всегда ночует в своем доме. Жилищные условия няни и ее сына оставляют желать лучшего, они ютятся в бараке, где, кроме них, проживают еще двадцать соседей. Но когда Алина уезжает на гастроли, Вика обязана оставаться с Милой. Отец не занимается с ребенком, он любит дочь, но издали, целует малышку раз в неделю. Сухов даже не заглядывает в мансарду, где расположена детская. Его раздражают крик и топот, а Мила избалованная, шумная девочка, она кое-как слушается одну Алину. Если же мать уезжает, у малышки окончательно срывает резьбу.
В день трагедии Сухов прибыл домой очень усталый и сразу лег спать. Шофер и два охранника, плотно поев из хозяйского холодильника, уехали к своим семьям. Вика хотела уложить Милу, но та разошлась и начала с воплями бегать по особняку. В результате она разбудила отца.
– Если не утихомиришь ее, – грозно заорал хозяин, – уволю!
Виктория испугалась: потерять работу ей никак нельзя, а в Милу словно бес вселился. И тогда нянюшка дала воспитаннице кефир со снотворным. Девочка выпила его и через десять минут крепко заснула.
Не успела Вика вздохнуть с облегчением, как ей позвонил сын, он плакал взахлеб. Он пошел в туалет, запер, как велела мама, комнату, а теперь не может найти ключ. Виктории стало очень горько. Ну что это за жизнь такая? Она должна пасти чужую противную девочку, а родная кровиночка ночует в одиночестве, да еще мальчику сегодня придется куковать перед закрытой дверью.
– Не плачь, солнышко, – воскликнула Вика, – сейчас примчусь и отопру замок своим ключом.
Нянька рассудила так: хозяин крепко спит, Мила, одурманенная лекарством, не проснется до утра, Вика быстро смотается туда-сюда, никто не заметит ее отсутствия.
Но когда воспитательница вернулась, к особняку подъехала милиция, ее вызвали соседи, которые увидели, как из окна дома Сухова выскакивает человек в черном. В суматохе при осмотре места происшествия Викторию не успели допросить, и она придумала, что сказать ментам. На вопрос: «А где были вы в момент убийства?» – няня собиралась ответить: «Убедилась, что девочка спит, и пошла в супермаркет, купить ей йогурт к завтраку».
Но, узнав, что тело Милы будут вскрывать и непременно найдут следы снотворного, Виктория перепугалась, и Логинов легко выжал из нее правду.
– Ужасно! – сказал я, когда Петр Федорович перевел дух. – Вы не знаете, что потом случилось с няней?
– Понятия не имею, – вздохнул хирург, – наверное, Алина Брин нашла способ наказать воспитательницу. Может, если бы малышка не спала столь крепко, она сумела бы спрятаться от убийцы. Хотя девочку уже не вернуть. Певица железная женщина, она удочерила чужого ребенка.
– Вы дружите с Алиной?
– Нет, конечно.
– Откуда тогда знаете о приемной малышке?
– Неля, наш консультант, помогала певице, – протянул Петр Федорович, – в ее ведении спецпалаты, в одной, насколько я помню, помещалась девочка из детдома. Неля заметила удивительное сходство между ней и умершей в соседней палате Милой. Да пусть она вам сама расскажет!
Хирург ткнул пальцем в звонок.
– Слушаю? – заглянула в кабинет Лика.
– Позови Нелю, – велел врач.
– А ее сегодня нет, – со злорадством напомнила медсестра, – Самойленко у нас консультант, живет по своему графику! Сами знаете, она бывает тут два раза в неделю, и то не полный день!
– М-да, – крякнул Мясоедов.
Голова Лики исчезла.
– Трудно с женщинами, – заявил врач, – не любят друг друга без всяких на то причин. Наверное, причины имеются, но я их не знаю!
– Людям свойственна зависть, – улыбнулся я, – практически никто не лишен этого порока, но у женщин это чувство может вспыхнуть из-за ерунды. Одна увидит у другой новую сумочку, и начнется война. Похоже, Лика недолюбливает Нелю из-за свободного графика работы. Насколько я понял, Самойленкова работает по особому расписанию?
Мясоедов заморгал:
– Неля ведает спецпалатами, она не лечащий врач, хотя и имеет медицинское образование.
– Кем же она тут работает? – изумился я.
Петр Федорович протяжно вздохнул:
– Мы не частное заведение, поэтому постоянно ищем способы выживания. Знаете, сколько отличных специалистов ушли от нас в коммерческие структуры? Осуждать людей трудно, зарплата медика ничтожно мала, а ответственность очень велика. Возьмем хотя бы хирурга: если на операционном столе случится нечто форс-мажорное, то никто человеку со скальпелем не поможет! Жизнь пациента напрямую зависит от действий врача.