Дорожная карета, скрипнув, остановилась у запертых ворот. Кучер, ворча под нос, слез с козел и забарабанил в тяжелую калитку — Арамона жили не бедно, а потому ворота и забор были построены на совесть. Другое дело, что средь бела дня в добром городе Кошоне двери не запирают. Луиза с нарастающей злостью смотрела на собственный дом, в который не могла попасть. Захныкавшая младшая дочь получила подзатыльник и испуганно замолкла — капитанша была матерью строгой, и ее отпрыски понимали, когда следует сидеть тихо, сейчас же г-жа Арамона была вне себя. Она не сомневалась, что во всем виновата эта винная бочка, которую отец навязал ей в мужья. Что же проклятый кабан натворил на этот раз, что боится даже дверь открыть?
За воротами что-то зашуршало. Кучер заорал, чтобы открывали, но шорох смолк, затем раздался звук, одновременно напоминающий всхлип и смешок, и это окончательно вывело Луизу из себя. Разъяренная женщина вылезла из кареты и присоединилась к кучеру, осыпая проклятиями Арнольда и прочих мерзавцев и бездельников. За забором снова хихикнули, раздались и смолкли легкие, быстрые шаги, и все смолкло, зато обычно тихая улочка Белой Гусыни стала заполняться народом. В соседних окнах замелькали любопытные лица, на крыльцо угловой лавочки вывалился необъятной толщины хозяин, несколько прохожих остановились возле Арамоновой обители, явно намереваясь досмотреть дармовое представление до конца. Луиза уперла руки в довольно-таки костлявые бедра и обернулась к соседям, намереваясь послать их куда подальше, но, заметив среди любопытных пару дюжих парней, передумала.
На предложение капитанши перестать таращиться и помочь открыть ворота балбесы ответили согласием. Они ловко взгромоздились на крышу кареты, откуда один подсадил второго на стену. Тот немного постоял наверху и спрыгнул вниз, раздался звук отодвигаемого засова, ворота растворились, и Луиза Арамона с чадами, домочадцами и любопытствующими вступила во двор. Было пусто — ни людей, ни собак, ни хотя бы кошки или воробья. Распахнутые двери конюшни жалобно поскрипывали, но дом был закрыт.
— Маменька, — подала голос старшая дочь, — где папенька? Где все?
— Пить хочу, — заныла младшая.
— Дорогая Луиза. — Жоржетта была известной сплетницей, ей всегда было надо больше всех. — Странно все это… Может, детей увести? Я б за стражниками послала.
— Уж лучше за священником, — встряла вечная соперница Жоржетты Тессина, — нечисто здесь, ой нечисто.
В словах соседок был свой смысл, но уж больно не хотелось выносить из дома еще больше сора.
Жалобное ржание, раздавшееся среди тишины, показалось райской музыкой. Что бы ни случилось, хотя бы одно живое существо здесь было. Кучер и двое давешних парней бросились в конюшню и тотчас вернулись. Огюст вел взмыленного жеребца, конь едва передвигал дрожащие ноги.
— Ох, — подалась вперед Луиза, — что это с ним?
— Нечистый на нем ездил, не иначе, — откликнулся парень повыше, — ишь как загнал.
— Как есть нечистый, — подтвердил конюх, — видали б вы, что в среднем деннике творится.
Госпожа Арамона была женщиной не из робких, что б в конюшне ни творилось, это была ее конюшня. Капитанша, отстранив вцепившуюся ей в рукав Тессину, не прекращавшую голосить о священнике, вошла внутрь. В лицо пахну?ло холодом и запахом гнили и грибов, словно она из жаркого весеннего дня попала в осень. Льющийся сквозь распахнутую дверь свет позволял видеть внутренность помещения. Слева и справа все было, как обычно, но средний денник!
Совсем новые бревна и доски сгнили и почернели, крыша местами обвалилась, осклизлые стропила поросли ядовито-зеленой плесенью, пол рассыпался в труху, а на рыхлой земле виднелся отпечаток конского копыта с подковой без единого гвоздя.
— Кладбищенская лошадь, — взвизгнула сунувшаяся за Луизой Тессина, — кладбищенская лошадь! Священник! Где священник?!
— Дура! — огрызнулась Луиза, не в силах оторвать взгляда от страшного следа. Единственного! Кладбищенская лошадь оставляет только один след, это знают все. Конюшню придется сжечь, это ясно… Побледневшая капитанша, отпихнув приятельницу, рванулась к дому.
Дверь, хоть и плотно прикрытая, оказалась незапертой. Дом казался пустым, в нем все было как обычно, и вместе с тем что-то было неправильно. Женщина не сразу сообразила, что все дело в сгоревших до конца свечах, запертых ставнях, разобранных постелях. Дом уснул, но не проснулся.
Еще час назад Луиза Арамона призывала на голову мужа громы небесные и была готова своими руками придушить урода, а теперь он пропал. Они прожили вместе пятнадцать лет, он был отцом ее детей, и, главное, он был, а теперь Арнольд Арамона исчез. Осталась измятая кровать, ночной халат, колпак, брошенное одеяло, разбитый кувшин…
Луиза стояла в выстывшей спальне, не в силах оторвать взгляд от зеленой туфли с загнутым носом, выглядывавшей из-под кровати. Арнольд исчез, и как ей теперь жить?
— Сударыня, — в дверях стоял рыжеусый теньент в мундире с черными отворотами, кто-то из соседей все же вызвал стражу, — разрешите нам осмотреть дом.
— Смотрите, — равнодушно сказала женщина.
— Сколько людей оставалось в доме, кроме вашего супруга?
— Привратник, конюх с помощником, четверо комнатных слуг. Повар и садовник с помощниками приходят по утрам, — все так же равнодушно перечислила Луиза. Пришли и ушли. Соседи и стражники тоже уйдут, а что делать ей?
— Что-нибудь пропало?
Пропало? Что могло пропасть, если ворота были заперты изнутри, если все спали… Капитанша вновь уставилась на разоренную постель — отброшенное одеяло, рубашка, колпак, туфли… Одеяло, рубашка, колпак… Женщина метнулась в гардеробную. Ни плаща, ни ботфорт, ни мундира! Шпага тоже исчезла. Выходит, все-таки удрал?!
— Сударыня, мы нашли их…
— И Арнольда?
— Нет, господин капитан пропал, но остальные в подвале. Сударыня, мне очень неприятно, но ваши слуги сошли с ума. Все. Им кажется, что они крысы и за ними идет охота. Отец Максимилиан сейчас придет, но я бы не советовал вам с детьми оставаться в этом доме, тем более на ночь. Вы можете вернуться к вашей матушке?
— Конечно.
Куда унесло Арнольда? Может, он просто почуял неладное и удрал? В Лаик? В ближайший кабак? К какой-нибудь красотке? Да куда угодно, лишь бы жив был! В изголовье кровати Арнольд соорудил тайничок с золотом, он думал, что жена ни о чем не догадывается, а она знала. Если супруг ударился в бега, он взял деньги с собой. А если нет, что ж, они пригодятся ей и девочкам. Или лучше ничего из этого дома не брать?
Луиза перевернула подушки — они были тяжелыми и холодными, словно целую зиму пролежали в запертом, нетопленном доме. Заветный мешочек оказался на месте. Впрочем, она так и думала. Раздались шаркающие шаги — появился священник, старый, грузный, перепуганный. Он никогда не видел ничего подобного.
— Святой отец, — Луиза всегда знала цену деньгам, но лучше потерять деньги, чем голову и душу, — это сбережения моего мужа, прошу принять их на богоугодные дела.