– Хорошо, – выдохнул Николай, – и еще, чтоб не было никаких порочащих Смолякову заявлений даже с бухалова. Мигом узнаю и уволю.
– Да я понял! – со слезой в голосе воскликнул Александр.
– Даю Аську, – сменил гнев на милость начальник. – Да, вот еще, псевдоним смени! Пушкин больше не канает! Он Смолякову поносил!
Из телефона послышалось потрескивание, затем полилось сопрано:
– Блин! Включать магнитофон или ты не готов?
– Напомни название нового бестселлера Миладочки, – пропел Македонский.
– «Черепашка в шоколаде», блин!
– Нехорошо так говорить, – окоротил критик девушку, – посторонние могут подумать, что в редакции нашего журнала не любят Смолякову. Пишем, кха, кха! «Удивляет, с каким замечательным постоянством Милада Смолякова выпускает бестселлеры. Каждая ее новая книга моментально взлетает на вершину рейтинга и держится там годами. Я в одно мгновенье проглотил „Черепашку в шоколаде“, увлекательный сюжет, загадочные повороты событий, емко выписанные персонажи, тонкий юмор – вот фирменный стиль Смоляковой, вот за что ее обожают миллионы читателей не только в России, но и за рубежом. Кое-кто может с презрением сказать: „Фу, она пишет детективы“. Позвольте возразить, в литературе существуют разные жанры, беллетристика один из самых популярных. И потом, что такое „Гамлет“ Шекспира? Если разобраться, это всего лишь криминальная история, бедный принц ищет убийцу своего отца. Смолякова чудо! Все читайте Миладу!» Фу! Все! Теперь подпись: Пушкин! Блин!
– Николай велел сменить псевдоним, – напомнила Ася.
– Верно, – потряс сальными волосами критик, – надо нечто оригинальное, креативное, Пушкин – это пошло, избито… э… э… Лермонтов! Ну как?
– Блин! – воскликнула Ася и отсоединилась.
Македонский откинулся на спинку кресла и замер. Я вновь начал водить глазами по листку с письмом читателя. Конечно, я всегда знал, что различные опросы, рейтинги и присуждения премий на самом деле чистой воды вкусовщина. Не зря же народ сложил пословицу про попа и его семью! [12] Но несмотря на приобретенный с годами цинизм, я полагал, что нынче журналисты озвучивают, пусть слишком агрессивно, собственную позицию, делятся личным мнением, а читателю решать, разделяет он его или готов поспорить. Но сейчас я убедился в полнейшей продажности критика, претендующего на честность. Интересно, почему журналисты так кричат о свободе слова? Может, потому, что понимают, в любой момент кто-нибудь щелкнет бичом и придется им танцевать джигу?
– Устал, как лошадь, – вдруг сказал Македонский, – работа сжигает меня, пойду поем!
Грязный ботинок небрежно наступил на розового зайку, честный и объективный критик, знаток ненормативной лексики, неподкупное золотое перо и глашатай литературного Олимпа исчез в коридоре.
Я встал, поднял длинноухого, стряхнул с него пыль и водрузил на стол. Мне не нравится наглая Светик, и я не фанат плюшевых уродцев, но ведь игрушка ни в чем не виновата!
Внезапно меня охватило желание встать под горячий душ, я пошел в туалет, чтобы освежиться.
Не успел я набрать пригоршню воды, как в санузел влетел Слава Виалин, тот самый корреспондент, которому Митяев дал нагоняй за фото старухи – торговки пирожками.
– Здорово, Ваня, – словно доброму знакомому, кивнул Слава. – Как жизнь? Бьет ключом и все по башке?..
Я кивнул и начал умываться.
– С похмелья маешься? – радостно воскликнул Виалин. – Не пей сырую воду, козленочком станешь! Че, на газировку бабла жаль?
– Просто захотел слегка освежиться, – ответил я и начал осматриваться в поисках бумажного полотенца, – плохо спал ночью, бессонница замучила.
Бумажных полотенец не нашлось, я осторожно вытащил мокрой рукой носовой платок из кармана и уронил коробочку. Упаковка с огоньком не успела спланировать на пол. Слава, продемонстрировав быстроту реакции, подхватил ее и засмеялся.
– Бессонница, говоришь, замучила?! Наелся левитры и ворочался в кровати? Неудивительно! Суперштука быстрого и стойкого действия!
– Это не мое, – немного смутился я.
– В рукомойнике нашел? – заржал Виалин.
– Нет, мне упаковку с огоньком из самых лучших побуждений подарил один из сотрудников редакции. По счастью, я не имею проблем в интимной сфере, сам левитру не применял.
– Зачем тогда брал? – продолжал веселиться Слава.
– Показалось нетактичным отказаться, – ответил я чистую правду, – сунул в карман и забыл, а сейчас выронил.
– Кто? – проявил неуместное любопытство Виалин.
– В связи с деликатностью обсуждаемой темы я не могу назвать имени этого человека, – интеллигентно ответил я.
Виалин скривился.
– Ну ты и зануда! Без тебя знаю, кто это был! Митяев небось сунул!
– Вы с главным редактором на такой короткой ноге, что он делится с тобой личными проблемами? – изумился я.
Слава хмыкнул:
– Не, чтобы быть в курсе, достаточно иметь глаза и уши. Стоял я тут в очереди в аптеке, хотел капли от насморка купить, вдруг слышу родной голос начальника: «Дайте левитру и бутылку воды». Смотрю, наш главный у другого окошка стоит: он прямо у прилавка таблетку проглотил. Видно, приспичило ему. Дальше – больше, меня он не заметил, вылетел как ошпаренный – я через окно-витрину за ним наблюдал – и в машину сел, но не в свою. Иномарка, типа «консервная банка для блондинки». Кто его там ждал, не разглядел, но, думаю, за рулем мадемуазель сидела. Интересно, че он ей наврал? В аптеку за водой бегал? Ха-ха-ха! Тачка, правда, вроде знакомая. Да фиг с ним! Вот так, Ваня! В этой жизни ничего не скрыть, везде глаза и уши!
Продолжая хихикать, Слава зашел в кабинку, а я выскочил в коридор. Насчет глаз и ушей Виалин прав, и все тайное непременно становится явным.