Тут-то до него и добрались молоты Ухаря с Пивенем. Слаженно так добрались, мгновенно вбив в пол и превратив в не поддающуюся определению железную труху. И случилось чудо.
Главный металлотелый охранник вдруг рухнул на колени, так и не отвесив тумака противостоявшему ему Безумному Проповеднику. Рухнул и прохрипел хорошо узнаваемым скрипучим голосом:
– Помогите, люди добрые! Мы повинуемся приказам, но не собственному желанию! Мы на вашей стороне, но противиться воле Смотрящего не в силах!
– Да это никак Хитрун, пар в задницу! – в явном изумлении воскликнул Ухарь.
– Точно он, плисовые штанцы! – очумело подтвердил Пивень, способный узнать голос ватамана даже с завязанными ушами, и нерешительно опустил молот.
– Ах вот как! – Лже-Благуша гневно вскочил на подножку кресла. – Вы сами этого хотели! Теперь вам придётся иметь дело с елсами да с железными феликсами! Посмотрю я, как вы справитесь с…
Он не успел договорить.
Сопровождаемая лихим воплем Вохи Василиска его драгоценная балабойка врезалась Благуше точнёхонько промеж глаз. Бросок, выверенный некогда на Обормоте, и здесь не подвёл – сразил торгаша наповал. Видать, специализация у Вохи была такая – исключительно по друганам. Но ведь не пожалел балабойки своей, синего дерева, верно? Потому и герой!
Закатив глаза, Благуша окаменел лицом и шмякнулся с кресла вниз. Голова его могла бы пострадать ещё раз, ежели бы метнувшаяся Минута не подхватила его за плечи, замедлив падение и благополучно опустив на пол. Оттащив бесчувственное тело от кресла на пару шагов, Минута бережно опустила слава на спину и упала перед ним на колени, как давеча перед Бовой. Видать, такова женская судьбина – лечить страждущих мужиков.
– Благушенька? – с непонятной для неё самой робостью позвала девица. – Ты меня слышишь? Ах не слышишь!
И принялась хлестать слава по щекам, чтобы привести его в чувство. Минуту можно понять – как ни любила девица слава, но последний час заставил её за него поволноваться так, что дальше некуда. Вот и сорвалась. Да и зачем благоприобретённому на настоятеле опыту пропадать?
Сражение в зале, понятное дело, на этом завершилось.
Тяжело дыша, уцелевшие противники сердито уставились друг на дружку, опуская кто сжатые кулаки, кто молоты. Бандюки так и вовсе стальные дубинки побросали, испытывая к своей невольной роли крайнее отвращение. Металлизированная плёнка, покрывавшая их лица, уже исчезла, явив на белый свет привычные бандюковские хари – Хитруна, Ухмыла, Буяна, Жилы и, само собой, Скальца, как же без него.
– Ладно, парни, раз всё кончилось благополучно, то держать зла друг на дружку не будем, – устало промолвил Бова, поднявшись на ноги и одной рукой потирая ушибленный стальной дубинкой лоб, а другой отряхивая несуществующую пыль с одёжки. Чем и разрядил сгустившееся напряжение, иначе быть бы бандюкам битыми. – А ты, девица, – повернулся Бова к Минуте, – оставь Благушу в покое. Вскоре он сам в себя придёт, включи-выключи. Как только у него в голове перегрузится оперативная память после прекращения действия программы, так и очухается.
Молотобойцы, знакомые с этими понятиями по работе с Паровой Думовиной, понятливо закивали. Не все, правда, – с десяток послушников всё ещё валялись без чувств. А Обормот на радостях попытался обнять Boxy Василиска, с которым только что сражался, но едва раздвинул руки, чтобы облапить, как Воха опасливо отбежал на несколько шагов:
– Ну-ну, не шали, обертон те по ушам! И так башка после твоих тумаков гудит!
– Да ты ж сам просил! – изумился стражник.
– Заставь дудака Олдю молиться… – пробормотал Воха, осторожно ощупывая вздувшийся лоб и морщась от боли.
– А ты что скажешь, Хитрун? – недобро осведомился Ухарь, глядя в упор на своего двоюродного братца и демонстративно поигрывая молотом. – Возьмёшь свои слова обратно, что против воли с нами сражался, или будешь упорствовать?
– Правду он говорил, Ухарь, – вступился Бова Конструктор, щёки которого всё ещё рдели свежемытой редиской после оплеух девицы, – Не трожь его пока. Потом разберёмся…
Стиснув зубы, ватаман Рыжих с решительным видом шагнул к Бове:
– Вот что, настоятель. Помнишь своё предложение, которое нам вчера делал? Так мы согласны! Бери нас всех с потрохами в свою команду! Ежели б не ты, так и ходили бы мы подневольными болванами до конца жизни!
– А теперича будете болванами у Бовы, – хмыкнул Безумный Проповедник.
– Зато жизнь будет не в пример лучше, чем здесь, – через силу ухмыльнулся в ответ ватаман.
– Лады, – согласился Бова. – Но подробнее мы поговорим об этом позже. Давайте-ка наших парней в чувство приведём…
Пока это делалось, ватаман выбрал момент и, оттащив Скальца в сторонку, с тихой угрозой спросил о том, о чём до сих пор спросить не выпадало возможности:
– А теперь скажи мне, пёсья твоя душа, кровь из носу, зачем елсы с тебя возле того костра камильный костюм сняли? Мы ж освежёванного козла на вертеле за тебя приняли!
– Да всё очень просто, разогни коромысло. – Скалец хмыкнул. – Когда ты меня во время бури из рук выпустил, на шаре летучем опускаясь, я ж в озеро плюхнулся, чем и спасся. И, ясен пень, промок насквозь. Вот елсы меня и сушили…
Выслушав столь незатейливое объяснение и припомнив, сколько страху натерпелась ватага той ночью в лесу, ватаман моментально рассвирепел и занёс свою тяжёлую руку над Скальцем, чтобы отвесить подзатыльник. Но передумал. И неожиданно для себя погладил уже съёжившегося засранца по голове – словно дитятю, да ещё при этом успокаивающе приговаривая:
– Вот и славно, что так славно кончилось, вот и хорошо…
Тем временем Минута, оставив Благушу на полу, подступила к Бове Конструктору, который тормошил одного из своих бесчувственных молотобойцев. Подступила и, гневно сверкая зелёными глазищами, требовательно начала выпытывать, откуда он знал, что необходимо делать, и почему не рассказал остальным.
– Да расскажу я, расскажу, – устало отбивался Бова, – куда я теперь денусь. Дай хоть в себя прийти… Эй, Ухарь, та бутыль с окоселовкой, что я тебя просил сохранить, цела ещё?
– Ага! – радостно осклабился великан-махинист. – Да куда она денется, пар ей в… в донышко!
– Ну так доставай, включи-выключи, самая пора расслабиться…
– Подождите, плисовые штанцы, а что с елсами будем делать? – вдруг спросил Пивень. – Они ж ещё там, за дверью…
Народ по всему залу притих и замер в ожидании ответа. Проблема и впрямь представлялась нешуточной, но лишь непосвящённым.
– Выгнать их всех отседова – с глаз долой да из сердца вон! – радикально предложил Проповедник, единственный из присутствующих, кто от елсов натерпелся больше всех.
– Да не страшны они нам теперь, – успокаивающе отмахнулся Бова. – Теперь они Благуше подчиняются, а Благуша, как очухается, наш будет…