Толстый человек и его спутник уселись за стол в самом удобном месте зала, откуда просматривалось все, в том числе и входная дверь, у которой, как успел заметить Михаил, замерла охрана. Официантки суетливо забегали, мэтр на полусогнутых побежал к столу, держа на вытянутых руках две папки-меню.
– Кто это? – спросил Михаил у своего «крышевого», и тот хмыкнул:
– Ну, братан, такие-то вещи знать надо бы. Это Фима Клещ, авторитет местный, а с ним – Акела, кто-то вроде правой руки и наемника одновременно.
– А-а, – неопределенно протянул Михаил. – И чего – он местный, Акела этот?
– Нет, приезжий. Говорят, Фима его откуда-то сманил. Чертяка тот еще – самурай недоделанный. Но уважают его крепко. Фима его очень ценит, платит хорошо, к себе приблизил.
Фраза про «недоделанного самурая», а также прическа незнакомца только утвердили Михаила в мысли о том, что это Сашка Сайгачев. Спустя пару дней он аккуратно навел справки и понял, что оказался прав. Давний соперник снова появился на горизонте, и любое сравнение оказывалось не в его, Михаила, пользу… Сашка не растолстел, напротив – стал словно суше, мускулистее, и даже лицо, изуродованное шрамами и отсутствием глаза, не сделало его внешность отталкивающей. Встречаясь с ним то там, то здесь в городе, Михаил увидел рядом с Сайгачевым симпатичную миниатюрную девушку с короткой рваной стрижкой, очень молоденькую, годившуюся разве что в дочки. Но девушка смотрела на Сашку таким взглядом, что не оставалось никаких сомнений – она его любовница. Более того – Сашка влюблен в нее взаимно и без памяти. Это больно уязвило Михаила – ему всегда приходилось покупать любовь понравившихся девушек подарками, а то и откровенно деньгами. Ему нравились рослые, длинноногие девушки-блондинки с высокой грудью, тонкой талией и голубыми глазами, однако как раз у таких Михаил со своей довольно заурядной внешностью никаким успехом не пользовался. Красотка Анжела снизошла до него как раз потому, что почувствовала запах денег, да не простых, а очень приличных. Михаил не был глуп и прекрасно это видел, злился, но расстаться с Анжелой пока не мог. Воспоминания же о миниатюрной статуэточке, которой безраздельно владел одноглазый самурай Сайгачев, причиняли такую невыносимую боль, что Михаил даже во сне корчился от спазмов. Оказалось, что девушка – его жена, что у них есть дочь – кудрявая красивая малышка с огромными глазами, и Михаил часто видел, как Сашка идет домой, неся на плечах девочку. Даже клуб восточных единоборств Сайгачев открыл – как нарочно, словно бы украл у Михаила мечту детства. У него было все, а у Михаила ничего.
Когда Анжела начала упрекать Михаила в мужской несостоятельности, у того в голове словно лопнул стеклянный сосуд, и его осколки впились в мозг, причиняя страдания. Одновременно с этим начал зреть план, как избавиться от Анжелки и заодно расквитаться за все неудачи с ненавистным Сайгачевым. Этот план требовал мужества, жестокости и изворотливости, но игра стоила свеч. Даже покойному сэнсэю удастся отомстить за тот позор, когда он, Михаил, стоял перед шеренгой одноклубников и выслушивал жуткую фразу: «Ты предал идею бусидо. Ты не можешь находиться среди нас. Ты будешь изгнан, и в этом состоит твое наказание».
Для осуществления плана нужен был меч. Но не простой, а тот, который принадлежал бы Сашке – о его коллекции Михаил узнал через пятые руки, потерся во дворе дома, где жил Сайгачев с семьей. Выяснив, что в квартиру вхожа еще и домработница, он принялся следить за ней – все-таки вытянуть ключи у немолодой женщины, которая вряд ли сможет обнаружить за собой слежку, куда проще, чем у самого Сашки или его жены, которая, как уже знал Михаил, тоже та еще штучка.
Случай представился не скоро – в супермаркете, когда женщина зазевалась, он спокойно сунул руку в открытую сумку и, зажав ключи в кулаке, чуть подтолкнул домработницу вперед – как будто хотел пройти. Та, клуша, даже не поняла.
Когда же Михаил попал в квартиру, его радости не было предела – на катана-какэ он сразу увидел черные дайсе, принадлежавшие раньше старому сэнсэю… Разумеется, подарил любимчику! Это была настоящая удача, белозубая улыбка судьбы – с помощью подарка сэнсэя подвести его любимчика под «убойную», да еще и серийную статью.
Убивать людей оказалось легко – намного легче, чем, скажем, убить собаку. Та снилась ему потом много ночей подряд, а вот убитые бомжи не являлись ни разу. И их головы, заботливо обработанные по специальной технологии, найденной в Интернете, не пугали, а, напротив, внушали уверенность в себе. И Анжелкина голова, красивая, с чуть приоткрытым от удивления ртом, стала жемчужиной коллекции. До заветного числа «семь» он не дотянул, остановился на четырех, а четверка у японцев всегда была символом несчастья – в гостиницах нет четвертого номера, в зданиях не нумеруется четвертый этаж, а родиться четвертого апреля – проще сразу сэппуку [12] совершить. Так что очаровательная головка любовницы пришлась как раз кстати.
Михаилу с трудом удалось заманить Анжелу в подвал, пришлось пообещать сюрприз, и когда она, брезгливо сморщившись, замерла посредине, он резко отодвинул занавеску и схватил Анжелу за руку.
– Ну что? Миша не мужик? Мишутка тряпка? Так вот смотри – это все моих рук дело. Моих! Я – вот этими же руками, которыми сейчас тебя держу, – отсек эти головы, поняла? А самое главное – я за это не отвечу, потому что никто не узнает. Никто!
Анжелкин рот приоткрылся, глаза сделались круглыми и стеклянными от ужаса, она словно онемела и не могла произнести ни слова. Михаил же спокойно достал из шкафа меч и одним махом отсек любовнице голову.
Тело он в ту же ночь вывез на пустырь за городом и сжег, а голову обработал и укрепил на подставке, невольно залюбовавшись – даже после смерти Анжела осталась красивой и выделялась на фоне обезображенных водкой, холодом и жизнью на улице бомжей.
Ольгу он заметил, когда выходил из подвала, собираясь домой. Та стояла между двух гаражей и явно пряталась от кого-то. У Михаила нехорошо засосало внутри – какого черта она тут делает? Он не говорил ей про существование этого места, да и вообще – по «легенде», он сейчас у больной мамочки в другом городе. «Больная» мамочка с очередным любовником, годившимся ей в сыновья, отдыхала на Мальдивах и ни сном ни духом не знала о том, где и чем занимается ее единственный сынок. Да и наплевать ей было на его проблемы уже много-много лет, с тех пор, как Михаил уехал из дома.
Он обошел гаражи с другой стороны и, остановившись за спиной Ольги, крепко ухватил ее за плечо. Та ойкнула от неожиданности и испуга:
– Кто это?!
– А ты кого здесь ждала? – спросил он, стараясь растянуть губы в улыбке.
– Я… н-никого, – пробормотала она, стараясь освободиться, но Михаил крепко держал ее за плечо.
– Следишь, значит? А с какой целью?
– Да не слежу я…
– Да? А какого черта тогда названиваешь и спрашиваешь, где я?
– Ты сказал, что уехал, я увидела тебя на улице, решила, что обозналась… – сбивчиво оправдывалась Ольга, но Михаил видел – врать не умеет, краснеет, путается.