— Мама!
— Я здесь, Анюточка, я здесь… Что делать? — всполошилась Марфа и посмотрела на преступницу с такой надеждой, будто та была ей доброй советчицей и давним другом.
— Поставь бутылку на место. Вот молодец. Мне тебя просто так гнобить бессмысленно. — Ожерелье снова чуток натянулось. И сразу же опало. Словно резинка на дурацком мячике-раскидае.
Марфа сосредоточилась, ожидая нового приказа, медленно глянула незваной гостье в глаза. Как-то опять отвлеченно подумала, что в школу Анютка завтра явно не попадет, вон, уже без четверти двенадцать, не выспится ребенок. Так что, когда эта вся шушера закончится, Марфа возьмет да и нарежется дорогущего коньяка, по самые брови упьется и забудет это все.
По всему получалось, что девка сама еще не выбрала, что творить дальше. Но варианты обдумывала как-то странно, без единого упоминания того, что предполагала делать. «То ли „Берлин“ выбрать, то ли „Канны“. А ведь я не боюсь, вот возьму и выберу. Правильно Схимник про такую власть говорил, куда там оргазму, господи ты боже мой! Гы! Оргазм, блин, головного мозга. Танцы со смертью… Зря Венька сам не попробовал, наркошам каким-то все поручил. И они ни хрена не сделали, и он пролетел, как та фанера. Не знал Венька, что теряет. А я теперь сильная, да… Сама ведь от себя не ожидала, правда? А Венька — дурак. Дурак и трус, да… Так все-таки, что дальше выбрать — „Канны“ или „Берлин“. Или уж сразу „Амстердам“? А ведь я смогу…»
Что скрывалось под географическими названиями, Марфа поняла не сразу, уцепившись за сладко знакомую мысль о том, что неизвестный Веня трус, дурак и кто-то там еще по непонятному поводу. Презрение к мужикам цвело в Соне таким прекрасным и знакомым цветом, что в другой ситуации Марфа бы с удовольствием переменила тему разговора, расположила к себе собеседницу. А сейчас…
— Ну вот смотри… Ты же мысли читать умеешь, да? — Соня как-то очень ласково улыбалась.
Марфа пожала плечами.
— Да не прикидывайся, умеешь. И читать, и внушать. Я, пока на твоем дурном балконе сидела, сама чуть не поверила…
— Во что?
— Ну ведь, деточка, никого убивать нельзя. Ни себя, ни… — Соня передразнила фирменное Марфино квохтанье. — В общем, ты молодец, хорошо постаралась. — Сейчас девица ее почти подбадривала, хвалила. Не так, как мама Ира, но похоже. И Марфа чуть не улыбнулась в ответ, но тут Анечка снова захрипела жалобное:
— Мама, я пить хочу, очень.
— Сейчас, доченька, сейчас… — Теперь Марфа не радовалась, а почти плевалась ненавистью. Будь ее воля, порвала бы эту чуть не помершую тварь на куски. Да только вот…
— В глаза мне смотри! Я сейчас свадьбу стану вспоминать, а ты соображай, кто из твоих… кто у вас крыса. Поняла? — Соня снова взялась за концы пресловутого ожерелья. Намотала их на запястья, дергая Анютку то к себе, то от себя при каждом движении.
— Поняла.
— Как сообразишь, скажешь, кто это есть и как его достать. И пока не достанешь, я твою дочку не отпущу.
Марфа снова кивнула, думая о том, что час-другой Анютка в дурацком ошейнике выдержит, а вот потом… Дура! Дуреха мякинная! Девка-то тоже устанет, вырубится, ослабит внимание. Тогда…
— Слушай, мамаша, ты так громко думаешь, что у тебя на морде все написано! Меня отключишь — другие нарисуются. У тебя на лестнице двое и один внизу, в машине. У всех микрофоны.
— Врешь, — неуверенно дохнула Марфа.
— Не вру, — почти улыбнулась Соня. А потом, не повышая голоса, сказала, обращаясь к расписной сахарнице: — Веньчик, дай сигнал? Два зеленых и один красный.
Сахарница угрюмо молчала, зато за окном скорострельно отозвались огоньки ракетницы — как два изумруда и один рубин — гремучая смесь.
— Ну что, поверила? Так что ты, мамаша, головой подумай. Я же добрая, ты ж понимаешь… Меня свалишь, так сюда мальчики подтянутся.
Гостья забалаболила какой-то ужас, Марфа ее толком не слышала, стараясь дышать в одном ритме с Анечкиными хрипами и разглядывая почему-то валяющийся на полу бутерброд. Узкие огуречные дольки уже начали увядать — жалко. Овощи зимой куда дороже, даже если на рынке…
— Ну чего, готова?
— Да.
— Тогда давай работай, что ли…
В Сониных воспоминаниях сразу же замельтешили ковровые дорожки ЗАГСа, пахнущий кожаным портфелем салон лимузина и негнущийся лепесток фаты. На секунду промелькнула мысль: «Работаю вариант „Канны“, как и договаривались», — и унеслась дальше, затягивая Марфу в поток банальных девичьих воспоминаний.
— Дуська это.
— Кто? — Соня трясла головой не хуже больной болонки, но цепочку так и не отпустила.
— Дуська-Гадюка, Евдокия Озерная. Сейчас Жекой зовут.
— Так Дуська, Жека или Евдокия? — огрызнулась бывшая невеста, громко подумав о том, что прозвище Гадюка неизвестной заразе очень даже подходит.
— Это одно и то же. — Марфа сейчас смотрела, как на Аниной шее всплывает второе красное пятно — следом от передержанного горчичника. — Рядом с ней Ленка-Амеба, дальше Сенька-Стриж, Гуня, а пятую не знаю. Она вообще мирс… случайно оказалась.
— Ну хрен бы с ней, — отмахнулась Соня и резко повела рукой, вновь натягивая цепь. Марфа проследила за движением, понимая, что разорвать цепочку можно, но сложно, — Анечкина кожа слишком близко, вдруг зацепит? — Ты мне Дуську достаешь, а я тебе дочку возвращаю, поняла?
Марфа растерялась. Понятно было, что к Жеке-Гадюке у невесты свой счет имеется, и одним чаепитием с мятными пряничками разговор не обойдется. Но для приличия и очистки совести стоило бы…
— Где ж я тебе ее возьму?
— Это ты меня спрашиваешь, мамаша? Если бы я знала, сама бы давно…
— Мамочка, я писать хочу!
— Ничего, потерпишь. Давай шевели мозгами, не травмируй ребенка.
— А меня ты как нашла? — снова заосторожничала Марфа.
— Молча, блин. Не фиг было объявления в Интернете давать.
Про загадочный «Интернет» Марфа понимала плохо, знала, что это какое-то массовое издание, вроде очень-очень многотиражной газеты, в которой каждый может публиковать что угодно, но в глаза не видела. А вот мама Ира в свое время дождалась, пока Ростинька обучится им пользоваться и заодно научит ее. Но вот объявления… первый раз про них слышала, честное слово. Мама Ира ведь клялась, что только друзья друзей и знакомые знакомых к ней приходят, что ж это…
— Ты давай ищи свою Дуську, я тебе потом все расскажу если хочешь.
— Мама, я писать… очень-очень…
— Я найду! Ребенка освободи, я тебе что хочешь…
— Ну понеслась косая в гору, опять двадцать пять. Вот заладила, а?
Марфа сама цапнула спиртовую бутылку:
— Хочешь, давай вылью, только…
— Тьфу. Я ж тебе сказала — я не хочу, чтобы ты сейчас…