– Ты меня знаешь всю жизнь, Мерри.

– Тогда скажи.

– Мне не хочется говорить о давно ушедшем, Мерри.

– А если я тебя позову к себе в кровать? Тогда ты мне расскажешь свою тайну?

– Ты меня искушаешь.

Я коснулась изборожденного шрамами лица, провела пальцами по грубым рубцам, потом по мягкости полных губ.

– Нет, Рис, не искушаю. Ты красив. Ты мой друг уже много лет. Ты защищал меня, когда я была моложе. И плохой было бы благодарностью, если бы я оставила тебя в целибате, когда могу положить ему конец, плюс еще тот факт, что провести губами вниз по этой стиральной доске твоего живота – моя постоянная сексуальная фантазия.

– Странно, и у меня та же фантазия, – сказал он. Потом подвигал бровями, до жалости плохо изображая Гручо Маркса. – Может быть, зайдем ко мне посмотреть мои гравюры?

Я улыбнулась и покачала головой.

– Ты бывал в кино после того, как фильмы стали цветными?

– Нечасто.

Он протянул мне руку, и я ее приняла. Мы пошли по коридору рука в руке, и это было по-дружески. Я думала, что из всех стражей, которые мне нравятся, Рис станет самым назойливым, когда услышит о возможности секса. Но он оказался настоящим джентльменом. Еще одно доказательство, что я его на самом деле не понимаю.

Глава 29

Двери в конце коридора сегодня были невелики: в рост человека. Иногда они бывают такие, что и слон спокойно пройдет. Были они светло-серые с золотыми краями, очень в стиле Луи какого-нибудь. Я не стала спрашивать Риса, не сменила ли королева убранство. Ситхен, как и Черная Карета, сам себя декорировал.

Рис открыл изящные створки дверей, но мы так и не прошли в них, потому что нас остановил Холод. Не в том дело, что он загораживал их физически, хотя это тоже имело место. Он переоделся в наряд королевы, и при виде его я встала как вкопанная. А Рис, наверное, потому что остановилась я.

Рубашка была полностью прозрачна, до такой степени, что непонятно было, то ли она белая, то ли это белеет кожа под ней. На груди она прилегала плотно, но рукава топорщились прозрачной тканью, стянутые чуть выше локтя широким аплике из сверкающего серебра. Остальная часть рукава спадала прозрачными складками, похожими на хрустальное утро. Сшита была рубашка серебряной нитью, сверкающей в каждом стежке. Штаны серебристого атласа отрезаны несколько ниже талии, и сквозь рубашку виднелись подвздошные кости. Попытайся Холод надеть белье, оно бы выглядывало из-под штанов. Единственное, почему эти штаны не падали, – они были неимоверно тесны. Белые шнурки над пахом, похожие на шнуровку корсета, заменяли молнию.

Волосы Холода были разделены на три секции. Верхняя собрана резной костью так, что серебристые волосы раскинулись вокруг головы подобно струям фонтана. Вторая секция просто стянута назад с обеих сторон и закреплена костяными заколками. Нижний ярус волос висел свободно, но их оставалось так мало, что тонкая серебристая вуаль подчеркивала тело, а не скрывала его.

– Холод, ты так красив, что этого почти не может быть!

– Она с нами обращается как с куклами, которых одевает по своему капризу.

Самое критическое замечание о королеве, которое я от него вообще слыхала.

– А мне нравится, Холод, – сказал Рис. – Вот это ты.

Он глянул на Риса мрачно:

– Это не я!

Никогда я не видела, чтобы этот высокий страж так злился из-за такой мелочи.

– Это всего лишь шмотки, Холод! И ничего с тобой не случится, если ты их будешь носить с изяществом. А вот если ты будешь показывать свое недовольство, то с тобой может случиться много чего нехорошего.

– Я выполнил волю моей королевы.

– Если она узнает, насколько тебе это не нравится, она придумает еще многое в том же роде. Ты ее знаешь.

Он скривился так, что сумел добиться морщин на своем идеальном лице. Но тут из дальней комнаты раздался вопль. Даже без слов я узнала голос. Голос Галена.

Я шагнула вперед – Холод не отступил.

– Холод, с дороги, – сказала я.

– Принц велел, чтобы его наказали, но любезно разрешил, чтобы это было не публично. Никто не смеет войти, пока наказание не кончится.

Я посмотрела на Холода в упор. С дороги мне его не столкнуть, а убивать его я не собиралась. Других вариантов не было.

– Мерри сегодня поименована сонаследницей, – сообщил Рис.

Холод посмотрел на меня, на него.

– Я этому не верю.

Гален снова вскрикнул, и у меня мурашки пошли по коже, руки сжались в кулаки.

– Сегодня ночью я стану сонаследницей, Холод.

Он покачал головой:

– Это ничего не меняет.

– А если бы она тебе сказала, что наш целибат отменяется для Мерри, и только для нее? – спросил Рис.

Холод сумел сделать вид надменный и недоверчивый.

– Я не собираюсь играть с тобой в игру "что, если..."

Снова резко вскрикнул Гален. Вброна королевы не так-то легко заставить кричать. Я шагнула к Холоду, и он напрягся. Наверное, ожидал драки.

Я легонько провела пальцами спереди по его рубашке, Он дернулся, будто я его ударила.

– Королева сегодня объявит, что я могу выбирать себе в любовники стражей. Она велела мне сегодня же переспать с одним из вас, иначе завтра мне придется играть главную роль в ее милых оргиях. – Я обняла его за талию, чуть прижавшись к нему. – Поверь мне, Холод, сегодня же я буду иметь одного из вас, и завтра, и послезавтра. Обидно будет, если ты не окажешься в этом списке.

Надменность сменилась какой-то жаждой – и испугом. Испуга я не поняла, откуда он, но жажда была мне ясна. Он посмотрел на Риса.

– Дай клятву, что это правда.

– Клянусь, – сказал Рис. – Пропусти ее, Холод.

Он посмотрел на меня. Пока что он не ответил на мои прикосновения – моя ласка была как поцелуй в безжизненные губы, – но он отошел с дороги, освободившись от кольца моих рук. Смотрел он на меня, как смотрят на свернувшуюся гремучую змею – никаких резких движений, и все равно никакой уверенности, что она не ужалит. Он боялся того, что происходило в дальней комнате.

Я прошла мимо. Спиной я ощущала, что Рис идет за мной, но видела я только то, что было в середине комнаты. А там располагался водяной садик с большой декоративной скалой посередине. К ней вели ступени, в каждую из которых были намертво вделаны цепи. Гален был прикован к скале. Тело его почти скрылось под медленными взмахами бабочковых крыльев полуфей. Они были похожи на настоящих бабочек на краю пруда, пьющих воду и медленно помахивающих крыльями. Но пили они не воду, а его кровь.