В последнее время она уделяла не слишком большое внимание своей внешности. Будучи невестой Адама, Конни вынуждена была забыть про короткие юбки и брюки в обтяжку. Конечно, он любил ее, но можно было представить себе его ужас, если бы она опозорилась подобным образом. С точки зрения Адама, секс и замужество были нераздельны. Как бы он ужаснулся, узнав, что до вступления в брак они с Говардом около года жили вместе.
Но Говард был совсем другим. Адам никогда не понял бы, почему он залез в ее постель, не дождавшись свадебной церемонии. Или, вернее, это она залезла в его постель, виновато подумала Конни, в то время не меньше Говарда стремящаяся утолить охватившее их желание.
Разумеется, это была всего лишь похоть, раздраженно подумала она, не имеющая ничего общего с теми чувствами, которые питали друг к другу они с Адамом. Сейчас это был духовный союз, родство душ… Так, во всяком случае, любил говорить Адам. И если иногда Конни хотелось, чтобы он был немного смелее в своих ухаживаниях, это показывало слабость ее характера, но никак не его.
Короче, нельзя было не признать, что воспоминания о занятиях любовью с Говардом до сих пор возбуждали ее. В начале их отношений они никак не могли насытиться друг другом и вытворяли такое, что теперь ей с трудом в это верилось…
Воспоминания вызвали горячую волну во всем теле. Пытаясь отогнать их, Конни торопливо перевернула газетную страницу. В самой середине ее красовалась фотография: она и Адам, стоящие у дверей коттеджа. Надпись над фотографией гласила: «ВОЗВРАЩЕНИЕ ПЛЕННИКА ДОСТАВЛЯЕТ БЕСПОКОЙСТВО СЕЛЬСКОМУ СВЯЩЕННИКУ».
Конни обмерла.
— О Боже!.. — пробормотала она и быстро пробежала глазами текст под фотографией.
Там говорилось, что возвращение Говарда Барнета из мертвых нарушило блаженство преподобного Адама Прайса и его невесты.
Нарушило блаженство! Конни простонала. Статья пестрела цитатами из Библии и всячески подчеркивала привязанность Адама к женщине, которую он любил и на которой собрался жениться.
Она была в ужасе. Это был образчик как раз той самой публичности, которой так боялся Адам. И потом было совершенно ясно, что фотография сделана вчера, когда он выходил из ее коттеджа. Но каким образом? Кем? Ни Конни, ни Адам не заметили никого постороннего. К счастью, он был слишком обеспокоен событиями, а она не поддалась искушению поцеловать его на прощание, так что все выглядело вполне безобидно.
Как папарацци нашли ее? А Адама? Это ведь не какая-нибудь местная газетенка, а центральное издание. Должно быть, кто-то сообщил им. Их с Адамом отношения ни для кого не были секретом, а для бульварной прессы оказались просто находкой. Теперь уже не имело никакого смысла жалеть о том, что она настояла на визите Адама. К тому же у нее было ощущение, что эта статья появилась бы в любом случае, с фотографией или без нее.
Конни вылила остатки кофе в раковину, ее уже немного тошнило от него, а для того, чтобы как следует обдумать сложившееся положение, необходима была ясная голова.
Она уже собралась на работу, когда зазвонил телефон. Встрепенувшись, Конни несколько секунд смотрела на аппарат, потом подняла трубку.
— Да?
Голос ее прозвучал тихо, но Адам… интересно, почему она сразу поняла, что это Адам… услышал ее.
— Конни? Конни, это ты?
— А кто же еще? — ответила она намеренно безразлично. — Конечно, это я. Как раз собралась выходить.
Но Адама мало интересовали ее планы.
— Ты видела утренние газеты?! — полуистерическим тоном спросил он.
Не прикинуться ли ничего не понимающей? — подумала Конни.
Однако, решив, что это будет не слишком порядочно, она ответила сочувственным тоном.
— Да, конечно. Дорогой, у меня просто нет слов.
— Можешь ты не называть меня «дорогой»! — раздраженно воскликнул Адам, и Конни поняла, что он находится на грани нервного срыва. — Господи, они могут прослушивать твой телефон. Об этом ты не подумала?
— Помилуй Бог, Адам!..
— Это вполне возможно. — В трубке явно различалось его тяжелое дыхание. — Откуда они взяли фотографию? Ты им дала? Я даже не помню, когда именно она…
— Конечно, я им ничего не давала! — Намек на то, что она может быть виновата в случившемся, обидел Конни, хотя в этом была своя доля правды. — Они, должно быть, сделали ее вчера, когда ты выходил из дома.
— Вчера вечером! — Адам был явно напуган. — Ты хочешь сказать… ты говоришь, что кто-то прятался за углом и снял меня, когда я выходил из коттеджа?
— Вполне может быть. — Конни тоже не слишком нравилась мысль о том, что кто-то может караулить возле ее дома. — Кто-нибудь знал, что ты вчера вечером собирался быть в коттедже?
— Не хочешь же ты сказать, что кто-то из моих прихожан… сообщил прессе о моих намерениях?
— Кто знает? — Конни было известно не больше, чем ему. — Может быть, фотографию сделал кто-нибудь из местных, желая просто подзаработать.
— Подзаработать! — Теперь Адам, кажется, немного успокоился. — Мне не хочется, чтобы ты употребляла такие выражения, Конни. Кто бы это ни был, я считаю это просто преступлением. — Его голос дрогнул от отвращения. — Я чувствовал, что надо отказаться от твоего приглашения, но ты была так уверена в том, что от этого не будет никакого вреда…
— Его и не было, — возразила Конни. — Ведь наши взаимоотношения ни для кого не являются секретом.
— Не являлись! — резко поправил Адам. — Для епископа у нас с тобой нет больше никаких взаимоотношений. Я хочу, чтобы ты это запомнила. Что он скажет, когда увидит фотографию?
Конни вздохнула.
— Может быть, он не читает эту газету, — пошутила она, но Адаму было не до смеха.
— Читает или не читает… Кто-нибудь все равно обратит на нее его внимание. — Он тяжело вздохнул. — Мне придется навестить епископа. Если я скажу, что тебе понадобился мой пасторский совет, это нейтрализует действие статьи.
— Но мы не сделали ничего плохого. — Конни почувствовала, что начинает терять терпение. — Адам, пообедать с женщиной, неважно, замужем она или нет, еще не означает совершить святотатство.
— Я понимаю. — Адам явно пытался сохранить лицо. — Но ты должна признать, что содержание этой заметки просто отвратительно. Они намекают на то, что я надеюсь возобновить наши… наши отношения!
— Неужели надеешься? — холодно спросила Конни, но, услышав его мучительный сдавленный стон, тут же пожалела об этом. — Послушай, Адам, — ласково сказала она, — викарии тоже люди, такие же, как и все остальные.
Было слышно, как тяжело он дышал, видимо, пытаясь взять себя в руки.
— Может быть, ты и права, — сказал он наконец. — Наверное, я реагирую чересчур остро. Но ты прекрасно знаешь, какие пуританские взгляды у епископа.