– Вот этого не скажу. Подгребай часам к одиннадцати вечера, точно их застанешь.
Я вернулась в машину и попыталась выстроить логическую цепочку. Значит, Наташа Фомина жива. При пожаре сгорело тело Полины Брызгаловой, смерть бывшей домработницы не была криминальной – девушка скончалась от рака. Вот почему гроб показался Леониду странно легким – там, скорей всего, лежали тряпки и пара кирпичей.
Абсурдность ситуации изумляла. Зачем сжигать покойницу в бане? Какой смысл в этом ужасном поступке?
Внезапно мне в голову пришла интересная мысль, и я ринулась назад к Леониду.
– Опять ты! – с плохо скрытым раздражением воскликнул парень, увидав меня на пороге. – Че еще?
– Только один вопрос.
– Ну?
– Скажи адрес больницы, откуда вы забирали тело Полины.
– Вербная аллея, тут недалеко, – пояснил Леонид.
Едва я устроилась за рулем, как ожил мобильный.
– Лампа, – голосом, полным отчаяния, произнесла Милена, – как ты могла!
– Что я сделала плохого? – изумилась я. – Мы с тобой сегодня даже не виделись, я уехала рано утром.
– Вот именно, – зашмыгала носом Бахнова, – обещала мне помочь и бросила. Ты умеешь шить?
– Нет.
– А пуговицу притачать сможешь?
– Это легко.
– Тогда приезжай скорей, – застонала Милена, – мое счастье в твоих руках! Умоляю, поторопись! Вадик через пару часов вернется, он сейчас на совещании. Все рушится!
– Не плачь, – оборвала я Бахнову, – скоро буду.
Времени до одиннадцати вечера еще полно, я успею смотаться домой, выяснить, что там произошло, и вернуться к Тане. А в морг при больнице надо отправляться рано утром, думаю, после обеда там уже никого нет.
Едва я вошла в холл, как ко мне бросилась Миля с рубашкой в руках.
– Вот, – зашептала она, – ужас!
– Обычная сорочка, ничего страшного, – попыталась я успокоить Бахнову.
– Вадик попросил пуговицу пришить!
– Замечательно, возьми нитку с иголкой.
– А где они лежат?
– У Катюши в спальне. Открой шкафчик у кровати, увидишь ящик, в нем швейные принадлежности.
Глаза Мили наливались слезами.
– Я не умею! Катастрофа!
Мне стало смешно.
– Ладно, я сама пришью. Правда, я не ахти какая портниха, но с такой ерундой справлюсь. Вот только поем.
– Думаю, сначала следует заняться рубашкой, – деловито заявила Милена. – А то вдруг Вадик раньше придет? Нехорошо получится.
– Лично мне кажется, что намного хуже будет, если я упаду в голодный обморок, – перебила я нахалку. – Вот тогда уж точно не сумею ничем тебе помочь.
– Вечно ты только о себе думаешь, – надулась Мила. – Лучшая подруга сначала о подруге позаботится!
Я включила чайник. Значит, меня уже перевели в категорию подруг, причем лучших. Не могу сказать, что восхищена полученным статусом. Я открыла дверь в санузел и увидела плавающую в ванне утку.
– Кря, – поздоровалась со мной Матильда.
– И тебе привет, – кивнула я.
Кирюша создал птице наилучшие условия – оборудовал ей «пруд».
– Нахрената уехала, – радостно сообщила Милена, когда я вошла на кухню.
Бахнова поняла, что я решила проявить крайний эгоизм и несмотря ни на что стану пить чай, поэтому и завела разговор на отвлеченную тему.
– Куда? – для поддержания беседы осведомилась я, сделав себе любимые бутерброды. Затем засунула их в СВЧ-печку. Ничего особенного, думаю, большинство из вас умеет делать такие: кусок хлеба, сверху кружок докторской колбаски, ломтик помидора и в качестве заключительного аккорда сыр.
Миля села на стул.
– Мы с ней впервые поговорили нормально и пришли к выводу, что надо помогать друг другу.
Печка тихо звякнула, я открыла дверцу, вытащила тарелку с бутербродами и стала наливать себе чай. Но тут до меня дошел смысл услышанного. Забыв про заварку, я повернулась к Миле.
– Что ты сказала?
Наверное, мой голос прозвучал слишком громко, потому что Бахнова, успевшая схватить приготовленный мною сандвич, вздрогнула и уронила его. Закон бутерброда сработал безотказно: кусок хлеба перевернулся и шлепнулся сырной стороной, но не на пол, а прямо на макушку болтавшейся под ногами Капы. Мопсиха замерла, на ее растерянной морде ясно читалось недоумение: Капа не поняла, что случилось. На секунду мне стало смешно. Показалось, что я слышу, как со скрипом напрягаются извилины мопсячьего мозга. Умей Капуся говорить, она бы сейчас заорала во всю пасть: «Эй! Сверху летела вкуснятина! Куда она подевалась? На полу ничего нет! А какой восхитительный запах! И что, простите, прилипло к моей голове? Снимите это немедленно, я не ношу шляп!»
Пока Капа, моргая, переваривала случившееся, на кухню ворвались ее подруги. Ада и Муля мигом оценили выигрышную ситуацию, Феня, чьи огромные размеры совсем не совпадают с умственными параметрами, начала просто дергать носом. А вот Дюша с Мульяной сразу ринулись к Капе и попытались обе одновременно схватить прилипший к ее голове бутерброд. Завязалась драка. Бедная Капа зарыдала от горя, до мопсихи дошло: сейчас подружки сжирают нечто, явно принадлежащее ей. Но как дотянуться зубами до собственной макушки? Было от чего впасть в отчаяние. Феня, скумекавшая, что судьба неожиданно послала ей угощенье, подползла поближе к арене действий и начала подхватывать разлетающиеся крошки. Капа окончательно впала в истерику, на ее истошный визг прибежали Рамик и Рейчел. Но поздно! На голове у бедной мопсихи не осталось и намека на бутерброд.
Рамик абсолютно не расстроился, молча растянулся на полу и задремал. Муля с Адой отправились попить водички, Феня настороженно наблюдала за сестричками, а Рейчел подошла к скулящей Капе и облизала ей голову. Хотелось бы думать, что у стаффихи в широкой груди бьется доброе, благородное сердце и именно поэтому она решила утешить Капу. Но я великолепно понимала: макушка несчастной мопсихи восхитительно пахнет бутербродом. Рейчел отнюдь не выказывает милосердие – она лижет Капу из любви к эдаму.
– Немедленно прекрати, – велела я стаффордширихе.