Около часа я смирно лежала под одеялом, считая овец. Потом услышала приглушенные голоса детей и басок Костина. Следовало встать, но тело неожиданно растеклось по матрасу. Последнее, что уловил мой слух перед тем, как на меня навалился сон, была фраза, сказанная Асей:
– И ничего поделать нельзя!
Огромные деревья угрожающе качались под сильным ветром. Ураган, словно соломинки, гнул вековые дубы. Один из патриархов леса вдруг с треском обломился и начал падать. Я взвизгнула, хотела побежать по тропинке, но ноги приросли к земле, а потом начали медленно в нее погружаться. Сначала провалились ступни, потом колени… Ужас охватил меня, я рывком вытащила нижние конечности из песка и… села на кровати. Слава богу, это всего лишь сон.
Тук-тук-тук, послышалось с улицы.
Снова вернулся страх.
– Кто там? – пролепетала я, одним глазом косясь на будильник.
Стрелки показывали пять утра, с соседней кровати долетало мерное посапывание – Лизавета спокойно спала.
Тук-тук-тук.
– Эй, отвечайте, зачем стучите в стекло? – зашептала я.
Тук-тук-тук.
Преодолевая ужас, я вгляделась в темноту и с огромным облегчением поняла: во дворе никого нет. Просто перед тем как лечь в кровать, я приоткрыла окно, и теперь рама стучит о подоконник.
Мигом повеселев, я вскочила с кровати, подошла к окошку и хотела закрыть его, но тут мне снова стало не по себе. В сером свете занимающегося рассвета глаз различил странную фигуру то ли ребенка, то ли большой собаки, роющейся у забора.
Не успела я сообразить, что к чему, как неведомое существо выпрямилось и превратилось во Льва Яковлевича.
Академик, одетый в бордовый халат, довольно споро копал яму. Я разинула рот, потом сообразила задернуть занавески, приоткрыла в них крохотную щель и стала наблюдать за ученым из укрытия.
Муж Аси отложил лопату и вытащил из ямы пакет черного цвета, в такие обычно упаковывают мусор. Ученый развязал тесемки, заглянул внутрь, потом руками в перчатках порылся в отбросах, запихнул пакет на прежнее место, присыпал землей и удалился.
Я чуть не скончалась от любопытства. Что там лежит? С какой стати Лев Яковлевич, ленивый до безобразия, отправился с лопатой во двор, да еще ранним утром, когда ему положено видеть очередной сон? Ему слабо даже картошку положить на тарелку, и вдруг эти упражнения на свежем воздухе, вернее, раскопки?
Не в силах более бороться с приступом любопытства, я выскользнула из дома и, ежась от холода, быстренько расковыряла ту же яму. Когда глаза наткнулись на пакет, я пожалела, что не надела, как профессор, перчатки.
Кстати, у меня отчего-то началась аллергия, проявилась она не в кашле или насморке, а в небольшом дерматите, «украсившем» руки. Правая кисть пострадала больше, чем левая. По непонятной причине кожа на пальцах сначала покраснела, а теперь стала слезать. Никогда раньше со мной такого не приключалось. В прошлой, «долампиной», жизни, правда, я патологическим образом реагировала на запахи: аромат чужих духов, дым от сигарет, прошедшая мимо кошка вызывали у меня приступы удушающего кашля, из носа лились сопли. Но кожа с рук никогда не слезала, да и про аллергию я, повстречавшись с Катей, давным-давно забыла, ну с какой стати сейчас мои пальцы стали похожи на лапы больной курицы? Может, дело в воде? Здесь она иная, чем в Москве.
Пока в голове ворочались разные мысли, мои руки ловко открыли мешок. Знаете, что там лежало? Никаких документов, драгоценностей или частей трупа. Ничего загадочного или преступного. Всего лишь остатки букета и осколки вазы из комнаты Светланы. Оставалось недоумевать, с какой стати Льву Яковлевичу в пять утра пришла в голову идея полюбоваться на полусгнившие цветочки. И почему отбросы не швырнули в общую помойку, а закопали в саду?
Закидав землей «могилу» несчастных тюльпанов, я вернулась в свою спальню и поняла, что сон ушел, зато в голове появилась идея попить кофе. Прихватив с собой очередную книгу Татьяны Устиновой, я вошла на кухню и вздрогнула. У окна, во всем черном, сидела Ася.
– Ты не в кровати? – воскликнула я.
– Разве после такого заснешь, – тихо отозвалась Ася.
– Что случилось?
– Ты и правда ведь ничего не знаешь, – тяжело вздохнула Ася, – уже спала, когда я приехала.
– В чем дело?
– Светлана умерла.
Я плюхнулась на стул:
– Как?
– В палате реанимации, ничего не помогло, – забормотала Ася, теребя край скатерти, – я всех вызвала, притащила из другой клиники лучшего кардиолога России, а толку! Нету Светы.
Я остолбенело таращилась на Асю.
– Такая молодая! – вырвалось у меня.
– Это я виновата, я! – заплакала Ася. – Следовало уделять Светлане больше внимания. У нее последнее время были какие-то проблемы, ходила мрачная. Я думала, что она о Васе тоскует, вот и не лезла к ней в душу. Потом, моя работа… Ну и упустила девочку. Нет бы вовремя…
Я встала и обняла Асю, та уткнулась мне в плечо и притихла.
– Не кори себя, это судьба. Наверное, у Светы было больное сердце.
– Такая молодая, должна быть здоровой.
– Вовсе нет, – утешала я Асю, – подчас даже у младенцев случается патология… Ужасно, конечно, но никто не виноват.
Ася отстранилась, вытащила из кармана носовой платок и, вытирая глаза, глухо сказала:
– Да, наверное, ты права. Сейчас займусь похоронами. Закажу лучший гроб с кондиционером, букеты, поминки… Надо найти записную книжку Светы, там телефоны ее подруг Вики и Тани.
– Она дружила только с двумя девушками?
– Во всяком случае, я слышала лишь про этих, – отозвалась Ася, кидаясь к двери.
Я посмотрела ей вслед. Не зря мудрый русский народ придумал поминки. В хлопотах о столе горе делается не таким острым, да и рыдать времени нет. Придут люди, нужно их накормить, напоить, сварить кутью, напечь блинов, только успевай поворачиваться!
Несмотря на все старания Аси, похороны Светланы произвели на меня самое гнетущее впечатление. Возле вызывающе роскошного гроба из полированного дерева стояла жалкая кучка людей, в основном членов нашей семьи. Лев Яковлевич принять участие в скорбной процедуре отказался.