Потом случился день, когда Алла заявилась к Олесе пьяной. Сестра, причитая, отвела родственницу в ванную, кое-как привела ее в чувство, напоила крепким кофе и, увидав, что глаза Аллочки теперь обрели способность фокусироваться, воскликнула:
– Ну ты и хороша! Где набралась? Что пила?
– Водку, – уронила мрачно Алла.
– С ума сошла! Зачем?
– Душа болит, – сказала Аллочка, – моего ребенка убили!
– Прекрати идиотничать, – разозлилась Олеся, – у тебя случился выкидыш.
– Мальчик, – зарыдала Аллочка, – мне его показали. Маленький такой, ручки, ножки, все на месте. А знаешь, кто его раньше времени родиться заставил? Бабушка!
– Ложись-ка спать, – покачала головой Олеся, – придет же такая дурь в башку. У Марии Кирилловны характер не сахар, но в этом случае она повела себя благородно, ни словечком тебя не упрекнула.
– Правильно, – прошептала Аллочка, – а почему? Да очень просто. Она знала, что убьет моего ребеночка. Вот послушай, что расскажу.
Олеся вздохнула, но по мере того, как Алла излагала события, в душе сестры поселялось негодование. Оказывается, сегодня утром Алла пришла домой неожиданно рано, потому что из-за болезни учительницы отменили два последних урока. Вошла в квартиру и услышала громкий, трубный голос Марии Кирилловны. Как все глуховатые люди, бабушка разговаривала на повышенных тонах, и очень скоро до Аллы дошла суть беседы.
Мария Кирилловна говорила, похоже, с врачом.
– Средство хорошее, действенное, сейчас отличные лекарства появились, нам бы их в свое время. Правда, долго ей в кашу подмешивать пришлось, не сразу-то роды начались, – вещала добрая бабушка. – Я купила еще про запас. Кстати, милочка, посоветуйте, что я малолетней проститутке могу в еду подсыпать, чтобы избежать повторения ситуации? Есть ли контрацептивы, желательно посильнее, для юных прошмандовок? Вот ведь горе! Мать свихнулась на мужиках, и доченька в нее пошла. Яблоко от яблоньки! Кстати, вдруг наука придумала и нечто, отбивающее охоту к совокуплениям? Куплю такое лекарство за любую цену!
Алла в ступоре выпала из дома, ноги сами собой привели ее к магазину, где она купила бутылку самого дешевого пойла.
С тех пор ее жизнь – хоровод пьянства и похмелья. Бабушку внучка ненавидит, та платит ей той же монетой, врезала во все двери замки, не пускает Аллу в кухню, ванную и туалет.
– Убирайся на улицу, к своим приятелям-бомжам, – кричит она, – оставь мой дом.
Но Аллочка великолепно понимает, что ее существование бесит бабку, и поэтому уходить не собирается.
Олеся изо всех сил старается вытащить несчастную сестру из пучины пьянства. Она покупала ей лекарства, водила на кодировку. Алла вроде соглашается лечиться и даже после воздействий ведет два–три дня трезвый образ жизни, но затем ей на улице попадается коляска с младенцем, и у нее начинается истерика. Чаще всего она бросается к повозке с криком:
– Мой сыночек! Дай я тебя поцелую!
Перепуганные матери спасаются бегством, а Алла бредет к ларьку. Деньги на спиртное ей дает Олеся, и делает она это по единственной причине: один хороший доктор сказал старшей сестре:
– Если человек определенное время сильно пил, то лишить его одним махом алкоголя никак нельзя, может сердце остановиться. Снижайте дозу постепенно, от бутылки до пятидесяти граммов, а там посмотрим.
Вот Олеся и пытается выполнять указание врача, урезает дотацию, чтобы сестра меньше брала горячительного. Только Алла по-прежнему каждый вечер валяется пьяная в лохмотья.
– Сейчас мне в голову пришло, – воскликнула Олеся, – вдруг ее Мария Кирилловна спаивает? Надеется, что докушается внучка до смерти!
– Значит, – осторожно поинтересовалась я, – Алла не могла украсть коляску! А похитить малыша?
– Нет, – уверенно ответила Олеся, – на такое она не способна. Расцеловать, подержать на руках может, но заниматься киднепингом – нет, ни за что не станет, хоть осыпь ее золотом.
– Откуда же у нее коляска? – протянула я.
– Самой интересно, – пробормотала Олеся. – Вот что, посиди тут спокойненько, ладно?
Я кивнула, девушка убежала в коридор и пропала.
Прошло, наверное, полчаса, пока Олеся вернулась назад. Вместе с ней, пошатываясь, вошла и Алла.
– Вот сюда садись, – велела старшая сестра.
Младшая обвалилась в кресло и мелко затряслась.
– Горе ты мое, – безнадежно протянула Олеся, – сейчас какао сварю.
– Н-н-не надо, – застучала зубами Алла, – меня стошнит.
– Тебе следует согреться, – настаивала Олеся, – вон, колотун разбирает. Не хочешь какао, ладно, тогда чай, крепкий, с лимоном!
– Л-лучше в-водки, – прохрипела Алла, – совсем чуток, для поправки.
Олеся горестно вздохнула, потом открыла холодильник, вытащила бутылочку пива и сунула сестре.
– На.
Трясущимися руками Алла поднесла емкость ко рту.
– Эй, – напомнила я, – ты забыла ее открыть.
Олеся сняла с крючка изогнутую железку, но в этот момент Алла ловко, зубами, сдернула пробку и задрала вверх голову.
– Клыки даются человеку один раз, вырастают лет в десять, и потом их беречь надо, – растерянно сообщила я, – если так использовать челюсти, то к сорока годам придется вставные покупать.
Алла хрипло засмеялась.
– Мне столько не прожить, и слава богу. Вот бабка, та пять сроков протянет. Очень себя любит, витамины постоянно жрет. Еще пива нет?
– Хватит, – твердо ответила Олеся.
– Ладно, – легко согласилась Алла.
– Ты коляску продавала? – резко спросила старшая сестра.
– Какую? – вытаращила глаза Алла.
– Детскую, синюю в белый горошек, – быстро подхватила я нить разговора.
– Э… э… – забормотала пьянчужка, – может, и случилось такое, не скажу точно! Дело-то когда было, кажется, на прошлой неделе!
– Значит, толкнула коляску, – резюмировала я, – и помнишь о совершенной сделке.
– Нет, – живо открестилась Алла.