— Согласен. У меня есть пара парней, которые отслеживают ситуацию, чтобы точно знать, что делается в совете.
Сэм вздернул бровь:
— Я думал, над этим мы работаем вместе.
— Похоже на то.
— Тебя никогда не удивляло, что дед все время сталкивал нас лбами? — спросил Сэм.
— Да нет. Я считал, что мы — вечные соперники. Не помню такого времени, когда бы мы с тобой не соревновались.
Например, он поступил в Гарвард, а Сэм — в Йельский университет. Оба стажировались в разных компаниях, о которых писал политико-экономический журнал «Форчун 500». Но обе эти компании принадлежали Максвеллу.
Донован всегда сознавал свое одиночество. Ему лучше работалось одному, чем в команде. И в нынешней ситуации тяга к индивидуальному решению всех вопросов заставляла его с некоторым подозрением относиться и ко всем работникам компании, и к Сэму.
— Не знаю, смогу ли сотрудничать с тобой, — признался Сэм. — Интуиция мне подсказывает, что нужно выйти к прессе и действовать в одиночку.
— Вряд ли это будет лучше для «Толли-Паттерсон», — возразил Донован.
— Не будет, — с легким сожалением согласился Сэм. — А ты когда-нибудь хотел, чтобы мы были просто двумя простыми, нормальными парнями?
— Нет, черт побери!
Сэм рассмеялся:
— Думал ли дед, что мы пойдем к председательству таким путем?
— Кто знает. Старик был довольно переменчив и мог думать что угодно. Но вряд ли даже он мог бы предсказать то, что произошло со мной и Кэссиди.
Сэм откинулся на спинку кресла:
— Вот в этом я не уверен.
— Что ты имеешь в виду?
— При одном взгляде на Кэссиди каждому сразу становится понятно, что она тебя любит. И мне кажется, что дед всегда тебе этого желал.
Донован засомневался в словах Сэма. Во всяком случае, ему не хотелось обсуждать с кузеном ни саму Кэссиди, ни ее чувства к мужу.
С этой минуты он взял в свои руки течение беседы, и вскоре у него появилось ощущение, что даже Сэм понимает, что он, Донован, был бы лучшим выбором на место руководителя компании. Они так и провели весь день в кабинете Донована, успокаивая по телефону и членов совета директоров, и разных инвесторов.
— Спасибо за тяжкий труд, Сэм, — сказал Донован, когда кузен уже собирался уходить.
— Не за что благодарить. Это ведь и моя компания тоже, — ответил Сэм.
— Верно, но, думаю, после сегодняшнего мы оба понимаем, что у кормила власти буду стоять я.
— Уверен?
— Сам слышал, как Тео говорил, что они не собираются игнорировать условия завещания. А на завтрашнем заседании совета я намерен добиваться голосования за нового исполнительного директора. Ясно же, что я лучший кандидат.
Сэм поднялся на ноги:
— Можешь думать, что хочешь. Если я попрошу совет отложить голосование или обсудить вопрос о том, что сейчас моя жена может быть беременной…
— Что бы ты ни делал, мы оба знаем, что ожидание не лучший способ действий. Нам нужно держаться вместе, потому что нас связывает более долгая история, чем дедушкино завещание. И есть только одна вещь важнее этого — место исполнительного директора. А я — самый логичный выбор на это место, — сказал Донован и открыл дверь перед уходящим Сэмом.
— Не провожай, я знаю дорогу, — попрощался кузен.
* * *
За дверями Сэм столкнулся с Кэссиди. В переноске на груди у нее спал Вэн, а руки были заняты пакетами — они с Эммой ходили по магазинам.
Он задержал ее:
— Надеюсь, ты понимаешь, что натворила?
— Что ты имеешь в виду?
— Завела ребенка от человека, у которого вся жизнь в компании.
Кэссиди не знала, что случилось, но она никогда еще не видела Сэма таким взбешенным. Хоть сейчас у нее с Донованом и сложные отношения, но Кэсси вовсе не собиралась болтать о муже с его соперником.
— Донован всегда делает так, как лучше для «Толли-Паттерсон», поскольку считает, что так будет лучше для его семьи.
Сэм прищурился:
— И ты еще его защищаешь! Поверить не могу. Ты знаешь, что он тебя использовал?
— А ты откуда знаешь?
— Он вернулся к тебе, чтобы обогнать меня на дистанции к креслу исполнительного директора. Как тебе это нравится? Ты всего лишь племенная кобылка для самовлюбленного трудоголика.
Сэм не сказал ничего нового для Кэссиди. И хотя она была сердита на Донована, но ничем этого не выдала.
— А ты просто злюка. Не можешь признать, что соперник сильнее? — ответила Кэссиди, отчаянно стараясь сохранить самообладание.
Сэм просто сказал вслух то, о чем она давно уже и сама думала. Как и Сэм, она считала, что Донован просто использовал ее. Возможно даже, с самого начала, когда они год назад только начали встречаться… То есть задолго до того, как Вэн дал о себе знать и появилось это жуткое условие в завещании его деда.
И даже если Донован ничего такого не делал, это все равно не умаляет того факта, что он ей лгал. Донован заставил ее поверить, что вернулся к ней по требованию сердца, что в душе он переменился.
Но Кэссиди уже начала постигать, что, может быть, она на самом деле не так уж и любит его, как думала, если не понимала, что его любовь и внимание всегда будут отданы только работе. Теперь она знала это. И будет знать впредь…
— Мне тебя жаль, — наконец сказала Кэссиди и погладила спящего малыша. Неважно, почему они с Донованом сошлись, — у нее есть Вэн, и это самое главное в ее жизни.
— За что? — удивился Сэм.
— За то, что ты так занят слежкой за Донованом и обвинением его в неудачах, что тебе некогда взглянуть на себя самого. Только ты один отвечаешь за свои дела.
— То же самое я мог бы сказать о тебе.
— Не пояснишь? — спросила она, ставя пакеты и вынимая из переноски Вэна.
— Ты видишь в Доноване то, что хотела видеть, а не его самого. Повернись, я отцеплю переноску.
Лицо Сэма вдруг изменилось, и она увидела в нем сочувствующего, мягкого человека. Разве мог он быть соперником Доновану? Да и по виду они совершенно разные. Сэм более добродушный, что ли… И, в отличие от Донована, он — командный игрок.
А Донован индивидуалист, предпочитающий работать без помощников. Она давным-давно это поняла.
— Не знаю, не опасно ли для меня поворачиваться к тебе спиной? — фыркнула она.
— Послушай, прости, что я так налетел на тебя. При виде твоего сына… он напомнил мне один разговор с дедом в прошлое Рождество.
— И что дед сказал?
Сэм покачал головой:
— Мы, видишь ли, обязаны помнить, что «Толли-Паттерсон» должна смотреть в будущее. Что нам нельзя быть последним поколением, управляющим семейным делом.