– Не до этого мне было, уважаемый милицейский майор! – сказал Мерцалов с какой-то чрезмерной досадой, как будто ему было стыдно и он изо всех сил пытался это скрыть. – Утром я уехал на работу, а в середине дня мне позвонила мама и сказала, что с Сережкой… что Сережку…
– Убили, – закончил за него Андрей.
– Да, – сказал Петр Мерцалов. – Убили. Простите, мне нужно…
И он стремительно вышел из кухни. Глядя в окно, Андрей думал.
– Извините еще раз, – Мерцалов-младший осторожно прикрыл за собой дверь. – Я принес сигареты.
Они не в машине оказались, а в плаще. Курите, если хотите…
– Хочу, – сказал Андрей.
– Он мой брат, – длинные красные пальцы стиснули зажигалку. – Я учился во втором классе, а он в десятом. Он водил меня в буфет и покупал коржики. На каждой перемене. Я их обожал, а мама есть не разрешала, говорила, что там одна сода и еще неизвестно что. У нас была такая игра – он покупал мне коржики, и я их ел. Я наелся их на всю жизнь, теперь меня от них тошнит. Я ненавидел его жену. Она появилась и отобрала его у нас. Мне было двенадцать лет. Я так им пакостил, что в конце концов они переселились в общежитие. Я не мог с ним работать, и он приходил в бешенство от моего “консерватизма”, так это называлось. Отец нас мирил, разнимал, чуть не по разным углам рассаживал. А теперь какой-то подонок его убил.
– Да, – произнес Андрей. – Убил. Скажите, Петр Леонидович, у ваших родителей тоже автоответчик?
– Что? – Он потер лицо. – Что вы спрашиваете?
– Я спрашиваю, у ваших родителей тоже автоответчик?
– Господи, дался вам этот автоответчик! – вдруг возмутился Мерцалов. – Да, и у них тоже! Да какая разница-то?! Нам могут звонить больные, мы не можем просто не подходить к телефону, и все!
– Понятно, понятно, – сказал Андрей успокаивающим тоном. – А про то, что за вашим братом следили, вы знали?
– Знал, – сказал Петр. – Это все знали. Он так злился, а мы над ним смеялись. У него иногда фантазии были просто феерические…
– Кто – мы? – спросил Андрей. – Кто над ним смеялся?
– Ну, я, – сказал Петр Мерцалов, – Сашка Гольдин. Митя Давыдов, это его анестезиолог. Все, кому он рассказывал сказки про эту слежку. А что? Это были не сказки?.
– А ваш отец?
– Папаня? – переспросил Мерцалов-младший и как-то даже задумался. – Нет, вроде не смеялся… Мы с ним, по-моему, эту тему ни разу не обсуждали…
– По-вашему, или не обсуждали?
– Я не помню! Откуда я мог знать, что все это будет нужно?!
– Не могли, – подтвердил Андрей. – Не могли, конечно. Скажите, Петр Леонидович, Сергей боялся тех, кто за ним следил?
– Нет, не боялся. Он вообще ничего не боялся. Говорил, что таскаются за ним два каких-то придурка. Он даже сигнализацию на машине сменил. И замки они вроде поменяли, думали сначала, что их ограбить хотят.
– Он высказывал какие-нибудь предположения? Кто может им интересоваться и почему?
– Нет, – Мерцалов опять закурил. От их непрерывного курения посреди кухни висело сизое дымное привидение. – Да мы с ним это почти не обсуждали. Я ему не верил, и все. Гольдин, наверное, больше меня знает.
– Он дружил со своим замом?
– Не разлей вода, – коротко подтвердил Петр. – Они даже на курорты коллективом ездили – Гольдин с женой и выводком и Серега с женой и пацанами. И не уставали они друг от друга на работе… Я вот на тех, с кем работаю, вне работы даже смотреть не могу, так они меня все бесят… – Он перехватил задумчивый взгляд Андрея и встрепенулся: – Кажется, это не противозаконно?
– Нет, – ответил Андрей. – Не противозаконно. Дружите с кем хотите. У вашего брата были враги, Петр Леонидович?
– По работе – сплошные враги, – сказал Мерцалов радостно. – Он злил и раздражал, наверное, процентов девяносто тех, с кем общался. Кроме того, конечно, многим очень хотелось его съесть. Креслице-то не низкое. Прооперировал бы через годок-другой очередного болезного президента, и привет. Тогда точно никто бы не достал. А это никому не нравилось, всех раздражало. А как же?
– Всех – это слишком неопределенно, – заметил Андрей.
– Точней не знаю, пофамильно перечислить не могу. Извиняйте. – Мерцалов развел руками. – Ищите сами. При мне ему никто и никогда не угрожал, так что вам не повезло.
– А пациенты? Или их родственники?
– Что – пациенты? Что – родственники?! – раздражаясь, Мерцалов заговорил громче. – Да не придет в голову никому убивать врача из-за того, что он не смог помочь! При чем тут пациенты?! И не знаю я никаких его пациентов, я с ним уже три года не работаю! Вот министр иностранных дел у него лежал, недели две назад выписался, Серега им хвастался ужасно. Пойдите проверьте, не он ли, часом…
– Проверим, – пообещал Андрей. – Кроме министра иностранных дел, никто не вспоминается?
– Нет, – отрезал Мерцалов. – Не вспоминается. Еще какие-то бандиты просили его положить кого-то, чтобы потом за границу переправить. Он рассказывал, смеялся. Деньги они ему сулили несметные.
– Положил? – спросил Андрей.
– Не знаю, – пожал плечами Петр. – Меня его дела не слишком интересовали, я же вам говорю. Гольдин знает, наверное…
Дверь в кухню распахнулась, на пороге возникла Лидия Петровна Мерцалова.
– Петя, – сказала она, не замечая Андрея, – пожалуйста, посиди с Ирой. Я боюсь отлучаться, но мне срочно нужно в институт. Только что позвонили.
– А папа? – спросил Мерцалов-сын. – Он-то что?
– Он разговаривает с Николаем Васильевичем. Тот тоже едва на ногах держится. Пойдем, я покажу тебе где что…
– Адрес ваш запишите, – попросил Андрей Мерцалова. – Боюсь, вы еще мне понадобитесь.
Мерцалов с нетерпеливой досадой написал на бумажке адрес, и они вышли, даже не взглянув на Андрея.
К пяти часам Дима Мамаев совершенно точно знал, что человек в неприметных “Жигулях” делает то же самое, что и сам Дима, – наблюдает за аптекой. Правда, он не переезжал с места на место, как это делал Дима в соответствии с требованиями конспирации и сыщицким азартом, который начал обуревать его примерно в половине третьего.
Выходит, прав был майор Ларионов, черт бы его взял.
Правда, неясно было, за кем именно наблюдают. Может, вовсе и не за рыженькой, а просто за аптекой. Аптека на вид неплохая – чистенькая, ухоженная, народ то и дело входит и выходит. Не бедная, судя по всему, аптека. Может, на аптеку нацелились, а вовсе не на рыженькую?