Пройти мимо нее незаметно невозможно – каморка стеклянная, дверь с лестничной площадки прямо у нее перед носом, а лифт шумит, как немецкая канонада под Москвой. Рано утром, часов около шести, Бойко из квартиры Моисеевой вышел. Он всегда уходит очень рано потому, что боится супругу, по слухам, даму строгую, но справедливую. Официальная версия его ночного отсутствия была такая – он уехал в однодневную командировку в Питер и должен был вернуться домой рано утром. Ну, чтобы побриться перед работой, душ принять и так далее…
– Он был побритый, – сказал Андрей, не открывая глаз.
– Что? – переспросила Ольга с изумлением.
– Пенсионер Белов, который первым обнаружил труп, сказал, что тот тип был свежевыбритый. У него щеки синие были, как у каждого только что побрившегося брюнета. Помнишь?
– Да, Ларионов, – сказала Ольга вместо ответа, – наверное, если бы ты был женой Евгения Васильевича Бойко, обмануть тебя было бы невозможно.
– Это точно, – согласился Андрей, и в этот момент в кабинет ввалился Игорь Полевой.
– Совещаетесь? – спросил он, сдирая с плеч мокрую куртку. – Ну-ну…
– Присоединяйся! – пригласил Андрей, делая хлебосольный жест здоровенной ручищей. – Тебя-то нам и не хватало…
Почему не звонит Дима Мамаев?
По идее, Клавдия давно должна быть дома, а Дима, соответственно, в ларионовском кабинете на Петровке. А он даже не звонит.
Что-то случилось?
– Я нашла Женю с татуировкой, – сообщила Ольга, пока Игорь, отряхиваясь, как собака, попавшая под дождь, ставил чайник и шарил на подоконнике в поисках своей кружки.
– Да ну? – спросил Игорь. – Никто не видел моей кружки, братва? Или опять из нее кто-нибудь пил и забыл в сортире?
– Не в сортире, – сказала Ольга. – Из нее Потапов пил и, наверное, к себе унес. По забывчивости.
– Чтоб вы сдохли, – сказал Игорь и ушел за кружкой.
– Лилия Борисовна утверждает, что после того, как он от нее ушел, она улеглась досыпать. Работать она начинает в десять и, по-моему, не особенно озабочена тем, чтобы приходить вовремя. Через пятнадцать, или что-то около того, минут он вернулся. Бледный и трясущийся. Сказал, что в сквере труп и он его видел. Моисеева выразила желание немедленно побежать и посмотреть своими глазами, но Бойко остановил ее. Она утверждает, что он был очень испуган, метался по квартире, потом надолго заперся в туалете, потом стал куда-то звонить, но все не мог дозвониться. В конце концов ей это надоело, и она его выставила, сказав, что должна собираться на работу. Кому именно он звонил, она не знает. Несколько раз звонил своей секретарше, имен никаких не назвал, просил срочно соединить его с шефом. Но время было слишком раннее, и секретарша ни с кем его соединить не могла. Он выходил из себя. Лилечка сказала, что “просто бесился”
– Какой нежный, – сказал Игорь Полевой. Он стоял, привалившись к косяку, и прихлебывал из вновь обретенной кружки жидкий чаек. Кофе кончился, а идти клянчить было уже просто неприлично.
Ольга искоса на него взглянула.
– Нежный Евгений Васильевич Бойко – генеральный директор конторы “Интер трейдинг”, которая занимается, насколько я успела разобраться, мелкими биржевыми спекуляциями. Вчера вечером он укатил в командировку в Калининград, а оттуда в Литву. Вернется не скоро.
– Сбежал?! – ахнул Полевой.
– Йес, – на иностранный манер подтвердила Ольга. – У меня все. Ваша очередь, соколики.
– Пойду я, пожалуй, – сказал капитан Сорокин. – А то еще и меня пахать заставите.
– Как, а меня везти? – жалобно вскрикнула Ольга. – Аж до самого Бирюлева?..
– Да я не домой, – успокаивающе сказал Сорокин. – Я в свою кабинету. Освободишься, свистни.
– У меня какая-то каша, – сказал Андрей, проводив Сорокина глазами. Кружка на животе совсем остыла, и руки стали потихоньку подмерзать. Живем, как в блокаду. Ни тепла, ни света. Кофе и тот кончился.
– Какая каша? – спросил Игорь.
– Овсяная. Ирина Мерцалова с сильнейшим нервным припадком лежит в своей спальне, и разговаривать с ней нельзя. По крайней мере пока. – Андрей поморщился, вновь ощущая запах лекарств, беды и ненависть, которой его обдавали старшие Мерцаловы. – Во время убийства родители потерпевшего были в театре. Брат, Петр Мерцалов, дома. Это пока никак не подтверждается.
– Ты проверял?
– А как же! У него тоже в подъезде домофон и вахтерша. Во сколько он приехал, она не помнит, но было еще светло. Был ли он дома весь вечер, точно она сказать не может, потому что несколько раз отлучалась к своей подруге дворничихе, а потом приехал ее муж, который дежурит ночью, и она ушла домой. Муж, конечно, всю ночь мирно прохрапел, и кто там входил и выходил, не знает. Отношения с Сергеем у Петра были не слишком братские. Петр утверждает, что Сергей не врач, а джигит, и что в один прекрасный момент все его успехи обернулись бы против него – он рвался вперед, не разбирая дороги и не утруждаясь тщательными проверками своих методов. По-моему, он ревнует и завидует, но есть там и еще что-то, я пока толком не понял, что именно… – Андрей машинально потер руку. – По словам отца и брата, Ирина в ту ночь им не звонила, хотя с моей точки зрения, это совершенно естественная вещь. Кому должна звонить женщина, у которой муж ушел среди ночи с собакой и не вернулся? Родным в первую очередь… С ее матерью я не разговаривал, она к Ирине так и не приехала, у нее в данный момент дети. Разговаривал с ее отцом. У них нет телефона, поэтому они узнали все утром, когда мать позвонила Ирине, чтобы уточнить, кто заберет на вечер детей – она или свекровь, они давно условились, потому что Сергей с Ириной собирались в ресторан. Раз в неделю они обязательно куда-нибудь выходили. С матерью Ирины разговаривала домработница Дьякова. Матери стало плохо, пришлось даже “Скорую” вызывать. Мать и отец Ирины Мерцаловой первого сентября ночевали у старшей дочери, в Сокольниках. Дочь разведена, у нее восьмилетний сын, и бабушка с дедушкой у них иногда ночуют. Вернулись домой утром, позвонили Ирине, и домработница им все сообщила… С матерью Мерцалова я так и не поговорил, она уехала к себе на работу, и мне, наверное, придется завтра с ней встречаться. И еще там какая-то путаница с телефоном….
– Какая путаница? – спросила Ольга.
Она слушала очень внимательно. Андрею казалось, что он видит, как заострились и напряженно вздрагивают ее маленькие хорошенькие ушки.
– Такая, что они почему-то врут про телефон, и я так и не понял – зачем. – Андрей поднял себя из кресла и подошел к окну. – Смотрите, ребята: Мерцалов-отец сказал мне, что Ирина, возможно, им и звонила, но у них был выключен телефон. Они его выключают на ночь – пациенты, родственники и все такое. Они тоже узнали обо всем только днем второго сентября и тоже от домработницы. Петр Мерцалов мне сказал, что и у него, и у родителей – автоответчики, и как раз по этой же причине – пациенты, родственники и все такое. Ни они, ни он телефон никогда не выключают, потому что им могут звонить срочные больные. Выходит, Мерцалов-отец с ходу мне наврал. Зачем? Зачем врать про то, что телефон был выключен? Звонила Ирина или нет? Имеет это значение или нет? Да и в конце концов все это прояснить не так уж сложно, спросить ее, и она ответит…