— Доктор Санчес расскажет вам все гораздо лучше меня, — покачал головой инспектор. — Ясно одно — сеньора Мендес пережила сильнейшее душевное потрясение, которое и привело к ее нынешнему состоянию.
— Душевное потрясение? — медленно повторил Иларио. — Это как-то связано со смертью отца?
— Да. — Инспектор замялся. — И боюсь, связано самым неприятным образом. Разговор между Лаурой и Диего подслушивала вовсе не служанка, а сама Лусия. И когда она услышала, что муж собирается оставить Алаведру и половину всего состояния своей дочери, она пришла в ярость. Насколько мне известно, согласно условиям первого завещания, единственными наследниками Диего были вы и она.
Иларио кивнул.
— И тогда она взяла нож из ящика стола и вошла в кабинет мужа… Донья Лусия необыкновенно сильная женщина, к тому же она была вне себя от злости… Она вонзила нож в спину Диего и быстро ушла в смежную комнату, а из нее вернулась к себе.
— Это невозможно, — прошептал Иларио.
Он совершенно побелел.
Это слишком жестоко, подумал Питер. Несправедливо.
— Может быть, вы ошибаетесь? — спросил Иларио с надеждой.
— Это исключено, — покачал головой Боррес. — С самого начала дело было очень простым… В том состоянии, в котором была ваша мать, у нее хватило сил только на то, чтобы стереть отпечатки пальцев с рукоятки ножа. Но зато в соседней комнате она везде оставила следы.
— Естественно, она же там убиралась!
— Странное занятие для хозяйки поместья, вам так не кажется? — усмехнулся инспектор. — Но пусть даже и так. Вспомните, Иларио, что когда-то вашему отцу подарили набор охотничьих ножей с червлеными рукоятками. Одним из таких ножей он и был убит. А хранился этот набор в верхнем ящике стола как раз в той комнате, где стояла ваша мать… На этом ящике полно отпечатков ее пальцев, а одного ножа не хватает. Мне сразу показалось странным, что в кабинете Диего Мендеса нашелся охотничий нож. Подобных предметов там не было. Ваш отец не увлекался холодным оружием и не был страстным охотником, так что…
— Его мог взять кто угодно! — Иларио пытался отрицать очевидное.
— Иларио! — Боррес подошел к нему ближе. — Вы должны принять страшную правду. Служанка доньи Лусии призналась, что никогда не стояла в той комнате и не подслушивала разговор между Диего и Лаурой, а сказала об этом только по приказанию своей хозяйки. Она ей очень предана и несколько недолюбливает сеньориту Кавадос…
Инспектор украдкой посмотрел на Лауру.
— Я должен сказать, что ложные обвинения в адрес вашей сестры немного отвлекли меня, но, в конце концов, правду было не так сложно обнаружить, — вздохнул инспектор. — Я искренне сочувствую вам, Иларио. Ваша мать пыталась отстоять ваши интересы. Если бы она знала, что завещание уже написано, то все могло бы быть совсем по-другому…
— Господи, это все из-за меня! — вдруг всхлипнула Лаура. — Если бы я не появилась в этом доме, то отец был бы до сих пор жив!
— Не говори так. — Питер принялся гладить ее по голове. — Успокойся…
— А сестренка совершенно права, — с ненавистью сказал Иларио. — Это она стала яблоком раздора между родителями. Моя мать никогда бы не сделала этого, если бы не эта грязная цыганка!
— Не смей оскорблять Лауру! — выпалил Питер.
— Да уж, конечно! — презрительно расхохотался Иларио. — Она разрушила мою семью и принесет несчастье тебе, попомни мое слово! Эта женщина проклята!
Питер замахнулся, но Чарльз Ристей успел схватить его за руку.
— Немедленно перестаньте, — негромко сказал он. — Опомнись, Иларио.
Иларио грузно рухнул в кресло и закрыл лицо руками.
— Инспектор, если вы не возражаете, я бы хотел остаться с ними наедине, — обратился Ристей к Борресу.
Тот нехотя кивнул и вышел из библиотеки.
— Сядьте все, — повелительно сказал адвокат.
Иларио не шевельнулся, а Питер и Лаура послушно опустились на диван.
— Возьми себя в руки, Иларио, не хнычь как ребенок, — сухо произнес Ристей.
Как ни странно, Иларио послушался его. Он опустил руки и выпрямился в кресле.
— Я не буду говорить о том, как ужасно то, что произошло, — начал адвокат. — Это настоящая трагедия, и вам следует не ругаться друг с другом на потеху посторонним людям, а подумать, что делать дальше. Ты, Лаура, и ты, Иларио, — наследники Диего, и вам надо научиться уважать друг друга.
— Я никогда не буду сотрудничать с ней, — процедил Иларио.
— Даже если тебе для этого придется отказаться от своей доли наследства? — спросил адвокат, прищурившись.
Иларио побледнел.
— Я думаю, что все можно разрешить гораздо более удобным способом, — продолжил Ристей через некоторое время. — И никому не придется переступать через себя. Против мистера Стентона, я надеюсь, ты ничего не имеешь?
— Нет, — буркнул Иларио.
— Вот с ним, скорее всего, тебе и придется вести все дела.
— Какого черта… — начал Иларио.
— Что вы имеете в виду? — нахмурился Питер.
Ристей удивленно оглядел всех троих.
— Разве вы не собираетесь жениться на Лауре? — спросил он. — Как ее супруг вы сможете распоряжаться ее состоянием, и таким образом корпорация Диего Мендеса только выиграет от этого!
Адвокат усмехнулся, видя недоумение молодых людей. Все-таки они еще сущие дети, подумал он про себя. И не знают, что в любых обстоятельствах надо в первую очередь думать о деле.
Такая постановка вопроса покоробила Питера. Это, видимо, отразилось в его лице, потому что Иларио хмыкнул и сказал:
— Не торопитесь так, Чарльз. Возможно, мистер Стентон уже жалеет о том, что так опрометчиво связал себя предложением руки и сердца. Приданое его невесты слишком заляпано грязью.
— О чем ты говоришь, Иларио! — воскликнул Питер. — Конечно, все остается в силе, мистер Ристей. Если Лаура окажет мне честь и выйдет за меня замуж, я буду заниматься делами семьи Мендес.
Адвокат удовлетворенно кивнул, но Иларио не желал успокаиваться.
— Питер, неужели ты хочешь, чтобы о твоей жене болтали все сплетницы Нью-Йорка? — с притворным удивлением воскликнул он. — Ведь эта история завтра же попадет во все газеты. Я так и вижу заголовки — известный испанский предприниматель убит своей женой, роковое наследство для незаконнорожденной дочери…
— Иларио, — поморщился Чарльз Ристей. — Не нагнетай обстановку.
— Почему же? Он совершенно прав, — раздался чей-то невнятный голос, и Питер не сразу понял, что он принадлежит Лауре.
Она отодвинулась от Стентона на другой конец дивана и сидела очень прямо, держа сцепленные руки на коленях.