Это заставило Гордона призадуматься над тем, почему же Августус Криббен преследует его. Если вопрос в незаконченном деле, то почему призрак является именно к нему? И как он может помочь Криббену завершить то, что осталось незавершенным? Увы, Пайк не находил ответа.
* * *
Гордон Пайк, некогда известный как Маврикий Стаффорд, беспокойно повернулся на водительском сиденье «мондео». Нога сегодня что-то уж очень беспокоила его. Она всегда болела в дождь и холод, но на этот раз боль оказалась сильнее обычного. Гордон потер колено ладонью. Ему следует сдержать нетерпение. Пусть семейство уляжется спать.
Он рукавом пальто стер капельки воды с бокового стекла и всмотрелся в ночь. Потоки дождевой воды стремительно стекали вниз по склону, похожие на неглубокие ручьи. Снова вспыхнула молния, и почти сразу за ней загрохотал гром, так громко, что Гордону захотелось зажать уши.
Просто отлично, думал он, это так похоже на ту ночь, когда они с Магдой бежали из Крикли-холла. Интересно, не начнется ли наводнение? Ну, если так, тогда обстоятельства сложатся просто безупречно.
Чтобы справиться с возбуждением, Пайк опять принялся вспоминать прошлое.
* * *
Его приемная мать, Дороти Пайк, с которой он по-прежнему делил дом, скончалась после тяжелого гриппа, перешедшего в пневмонию, когда Гордону было двадцать восемь. Для него ее смерть стала облегчением — он уже много лет с презрением относился ко всем людям. Его немного удивило, учитывая их напряженные отношения, что вдова оставила и дом, и небольшие деньги, что удалось сэкономить из вдовьей пенсии, именно ему. Но с другой стороны, кому еще она могла завещать свое имущество? Он вскоре продал дом и снял небольшую квартиру, а оставшуюся сумму, весьма скромную, вместе с унаследованными деньгами положил в банк.
Теперь, когда он смог себе это позволить — его жалованье библиотекаря было просто ничтожным, — Пайк начал ходить к проституткам, выбирая женщин постарше, готовых выполнить все его требования. На самом-то деле работа у них оказывалась нетрудной, потому что Гордон не требовал, чтобы они изображали наслаждение. Наоборот, он сразу договаривался о том, чтобы женщины оставались совершенно спокойными и никак не проявляли чувств, а уж тем более страсти, пока он использовал их тела. Поначалу он брал девиц помоложе, но их страстные жесты и вздохи, искренние или нет, вызывали непреодолимое отвращение.
Он даже был женат некоторое время — меньше года. Пайк, с внешне безупречными манерами и добрыми глазами, вызывал интерес у женщин. Он был высок и хорошо сложен, что добавляло ему привлекательности. Его жена Маделайн могла считаться почти хорошенькой, если бы не очки в роговой оправе и слишком крупные зубы, из-за которых рот у нее был вечно приоткрыт. Страстная читательница, она была постоянной посетительницей его библиотеки, и ее интерес к книгам только возрос после того, как Гордон однажды начал слегка флиртовать, записывая в карточку выбранные ею томики. Первое время, очарованная мужем, Маделайн изо всех сил старалась угодить ему, но шли недели, и она начала обижаться на его вечное молчание и постоянно дурное настроение. Во сне он частенько бывал тревожен, иногда внезапно просыпался, и его пижама насквозь пропитывалась потом. Но он ни разу не рассказал ей о своих снах.
Его способ заниматься любовью был определенно странным и стал для Маделайн огромным разочарованием. Он требовал, чтобы жена оставалась неподвижной, пока он занимается сексом. Маделайн вышла замуж девственницей и не слишком хорошо представляла, чего ей следует ожидать, но тем не менее была уверена, что все должно происходить как-то по-другому. Если же она выражала хоть слабый признак чувства, начинала дышать слишком часто или слишком глубоко, он обычно мгновенно доводил дело до конца. И хотя он не ругал ее, но становился еще более отстраненным.
Маделайн не потребовалось слишком много времени, чтобы понять: прекрасные манеры и внешняя доброта Гордона — всего лишь притворство, тогда как в действительности он был холодным замкнутым человеком, безразличным ко всем на свете. Но что окончательно вызвало в ней отвращение, так это его требование, чтобы она согласилась подвергнуться избиению. Палкой. Палкой, которую он, как выяснилось, прятал в спальне, на платяном шкафу. Это была тонкая желтоватая палка, которую, должно быть, он приобрел при распродаже списанного школьного имущества, потому что один ее конец оказался изогнут и выглядела она как директорская трость.
Маделайн отказалась. Но он все равно избил ее.
Бедняжка, чьи руки, ноги и спина под блузкой и юбкой покрылись саднящими красными полосами, собрала вещи и уехала от Гордона на следующий же день. Но Пайка это не слишком озаботило: Он ожидал, что Маделайн — простенькая и робкая особа — полностью покорится его воле. При безвкусице и полном отсутствии обаяния ей следовало быть благодарной за то, что он выбрал именно ее, иначе бы она заплесневела в девичестве. Ее жалобные протестующие крики, глупые слезы, когда он порол ее в ту ночь, испортили все удовольствие. А он ведь начал так страстно желать снова доставлять кому-то радость боли! В общем, Маделайн полностью разочаровала его.
Бракоразводный процесс тянулся целую вечность, в те дни по-другому и не бывало. К его концу Пайк нашел кое-кого, способного помочь в удовлетворении его нужд. Это был стареющий гомосексуалист, с которым Пайк встретился в дешевом ресторанчике в Сохо. Почти безупречный партнер, мужчина был лишь чуть старше, чем Августус Криббен в те дни в Крикли-холле, и он наслаждался болью, он сам умолял о наказании. Но хотя Пайк каждый раз возбуждался при избиении, между ними никогда не было секса: Пайк совсем не считал себя педиком.
Их взаимная договоренность пришла к концу только тогда, когда Пайк зашел слишком далеко во время их встречи, избив своего партнера по садомазохистским наслаждениям так жестоко, что тот превратился в окровавленный, воющий ком плоти. Несчастная жертва, страдавшая от куда более сильной боли, какую только могла вообразить или пожелать, пригрозила, что заявит в полицию и потребует, чтобы Пайка арестовали за попытку убийства. Пайк сбежал и никогда больше не возвращался в тот вонючий пьяный притон, где они познакомились. К счастью, Пайк в таких местах всегда представлялся другим именем — шутки ради он называл себя Маврикием Стаффордом. А избиения происходили всегда только в маленькой бедной квартире его партнера над магазином на Бервик-стрит.
Призрак и кошмары продолжали преследовать Пайка, хотя привидение постепенно становилось не таким плотным, материальным, как будто теряло силу, а сны были уже не столь яркими и живыми. Но они не на шутку мучили Пайка. Конечно, со временем он как-то привык, приспособился ко всему… Но потом у него возникло странное желание снова увидеть Крикли-холл, и это желание не ослабевало, хотя Пайк и не понимал причины. Сентиментальность тут была ни при чем: он до сих пор боялся этого места и никак не мог стереть из памяти картину той последней, чудовищной ночи. Он чувствовал, в страшных событиях была доля и его вины, дом ждет его возвращения и покаяния.
И вот однажды, когда Пайку было уже хорошо за тридцать, а библиотека закрылась на летние каникулы, он взял билет на утренний поезд и поехал в Холлоу-Бэй. На станции сел в автобус, шедший в прибрежную деревню, и пристально всмотрелся в Крикли-холл, когда проезжал мимо него. Дом выглядел таким же серым и унылым, как всегда, но Пайк ничего не ощутил при виде него: ни радости, ни горя. Он увидел всего лишь невзрачное серое строение, стоявшее на другой стороне реки, окруженное разросшимися кустами. Пайк вышел из автобуса у подножия холма и пешком пошел назад, наверх. Миновав короткий деревянный мост, он подошел к парадной двери Крикли-холла и без малейших колебаний громко постучал в филенку готическим дверным молотком.