Возвращаясь вечером, Данте просто кипел. Алиса не явилась разделить с ними ленч. Так же, как и Патрисия, напомнил голос разума. Ленч и занял-то около получаса, но все равно Данте чув­ствовал себя обманутым. Несвойственное ему ощущение. Ему было неприятно не знать, что ее задержало. Потому, конечно же, что он ей не дове­ряет. Выпрыгнув на прибрежные камни, он издале­ка разглядел силуэты на террасе, выходящей к озеру.

Лодки возвращались. Сердце Алисы замерло. Она хотела поехать на виллу Монастеро, не желая дать Данте повод для дополнительных упреков, но Патрисия настояла, чтобы они отправились на экскурсию, сказав, что мужчины и не заметят их отсутствия и что Данте, вероятно, позвал их лишь из вежливости. Не имея возможности связаться с ним, Алиса про себя думала: он точно истолкует ее действия как попытку неповиновения.

— А, Данте, вот и вы. — Поднявшись с кресла, Патрисия расцеловала его в обе щеки. — Ваша милая Алиса — самая приятная компания, которую только можно вообразить.

— Неужели?

Алиса тоже встала, сознавая, что только она слышит скрытую иронию в его голосе. Следом за Данте подошли другие, Дерек радостно обнял жену. Алиса постаралась держаться в тени, помня о неудовольствии, выраженном Данте, и потому, когда он привлек ее к себе, была застигнута вра­сплох.

Его вкрадчивый голос защекотал ей ухо:

— Я соскучился по тебе, любовь моя. Ждал и не дождался... — Намотав прядь ее волос на палец, он слегка потянул к себе. — В игры играем, Алиса?

Она помотала головой, околдованная его глаза­ми. Потом опомнилась.

— Нет, Данте. Я не поняла, что это был приказ. Приказы я воспринимаю не очень хорошо. — Ее рот мятежно сжался, вызывая у Данте единствен­ное желание, подсказывая способ справиться с раздражением.

Поцелуй был жестким, подавляющим. И корот­ким, но недостаточно коротким, чтобы щеки Алисы не успели запылать.

Он прервал поцелуй, поднял голову. Все, что она видела сейчас, — темные глаза, темное лицо, жестокая улыбка.

— Тогда воспринимай это как хочешь — к концу недели мы станем любовниками.

— Никогда, — выдохнула Алиса немедленно.

Она попыталась вырваться, но тщетно. Внезап­но он сам отпустил ее, и только оказавшаяся сзади стена не дала ей упасть.

К последнему вечеру недели Алиса преврати­лась в комок нервов. Ситуация, начавшаяся как эскапада в защиту Мелани, на глазах превраща­лась в нечто совершенно иное. Мелани процветала в новом доме вместе с Паоло, показавшим себя внимательным и заботливым женихом. Но Алиса все реже задумывалась о них, поглощенная соб­ственными проблемами. Неделя многозначитель­ных взглядов, прикосновений почти доконала ее. Тем не менее попыток уложить ее в постель он не предпринимал.

И как ни противно, она не могла думать ни о чем другом.

Сидя рядом с ним в машине, она украдкой взглянула на него. Ветерок растрепал его волосы, ехал он с уверенностью профессионала. Длинные пальцы отдыхали на руле, очень близко к ее ноге. Они направлялись на обед в ту же гостиницу, у которой она совсем недавно караулила его. А завтра отправятся в Кейптаун.

Алиса не могла больше сдерживаться — из раз­говора с Патрисией она узнала нечто новое.

— Почему ты не сказал мне, за чем в действи­тельности летит самолет, доставивший мне одеж­ду? Я понятия не имела, что он доставляет детей-сирот из Милана на озеро.

Он даже головы не повернул.

— Данте...

— Я тебя слушаю.

— Так... почему?

Он быстро взглянул на нее и сразу же опять отвернулся к дороге.

— Потому что тебя не касается, как я использую свой самолет.

Ее сердце болезненно замерло.

— Знаю. Но я просто... мне хотелось, чтобы ты сказал, только и всего.

Данте было неприятно, что ей рассказали. Он чувствовал себя от этого... уличенным в чем-то неприглядном.

— Позволь и мне полюбопытствовать. Все про­чие могут сколь угодно восхищаться твоей само­отверженностью, но у меня-то сомнений нет. Ты поехала в Африку за мужчиной, конечно? Богатый доктор? А дело не выгорело? А?

Алиса глубже вжалась в спинку кресла. Как далеко и вместе с тем как близко его предположе­ние от правды. На этот раз ее гнев не был горячим и бурным, но оттого лишь стал сильнее.

— Скажу по аналогии с моим вопросом. Несом­ненно, твоя филантропия — хорошо рассчитанный ход для одурачивания публики. Несомненно, ты получишь хорошие дивиденды. Особенно сейчас, когда тебе так надо произвести впечатление на нужных людей...

Единственным признаком, что он услышал, стали руки, сжавшие руль так, что побелели костяшки пальцев. Как ни глупо, она уже жалела о сказанном. А Патрисия битый час перед ней разли­валась, как заботлив Данте по отношению к сиро­там, как щедро субсидирует он множество фондов, занимающихся уличными детьми во многих городах Италии.

— Ты права в одном смысле, Алиса.

— Да? — вся ее бравада ушла.

— Да. — Он послал ей улыбку, от которой кровь застыла у нее в жилах. Большая загорелая рука накрыла ее голое колено, отбросив по пути мешающую юбку. Ее немедленной реакцией было сбросить его руку. Но Данте словно и не заметил ее потуг.

Он продолжал вести машину, не отвлекаясь ни на секунду, а рука ползла все выше. Алиса попыта­лась свести ноги вместе. Его пальцы меж тем достигли трусиков, и Алисе пришлось закрыть глаза, чтоб не видеть открывающуюся непристой­ную картину. Она ухватила его за запястье, но так оказалось еще хуже, потому что теперь можно было ощутить биение его пульса, волосы на его коже.

Даже не сознавая, что делает, он плавно остано­вил машину на стоянке и, прежде чем остальные подошли к ним, наклонился к ней, положив руку ей между ног. Она онемела. Ее тело пылало.

— Да. Ты права... нам следует сосредоточиться только на этом. Какая разница, кто мы, что с нами было до того?

В этот момент Алиса осознала, что она в боль­шей беде, чем была когда-либо за свою жизнь.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

По дороге обратно они не разговаривали. Когда после обеда сотрапезники решили спустить­ся в клуб внизу, Данте взял Алису за руку, вывел на улицу и усадил в машину.

Теперь Алиса сидела, обратившись в статую, страх мешался в ней с болезненным желанием.

На пороге их встретила милая, добрая эконом­ка. Алиса поцеловала ее на ночь и хотела бы не отрываться от нее всю последующую жизнь. Но Данте снова взял ее за руку и повел вверх по сту­пенькам. На лестнице она споткнулась, но он ни на мгновение не остановился, на ходу подхватив ее на руки. Все без слов. Лицо его было застывшим, словно высеченным из камня.