Впереди виднелась помойка. Я с трудом удержался, чтобы не ринуться к ней и не поискать забытую когда-то картину. Может, они за двенадцать лет так ни разу мусор и не забирали?
Я отступил на шаг и сосчитал окна на фасаде. Да, вот тут я провел третий курс. Свет не горел. Сидя вон на том подоконнике, я разглядывал крыши домов и готический шпиль Мюллер-холла. Отсюда открывался отличный вид на мое прошлое.
Когда я вернулся, Сэм уже не было ни в моем, ни в ее номере. Она нашлась в спортивном зале на тренажере. MP-3 плеер привязан к руке, в одном ухе наушник (его собрат болтается в районе живота), к другому прижат плечом мобильный телефон. На столике рядом перевернутый вверх тормашками журнал «Фитнес». В правой руке Саманта держала бутылку воды, а левой листала электронный органайзер. Казалось, все части тела двигаются сами по себе и живут каждая своей отдельной жизнью, как на рожденном в муках шедевре продвинутого кубиста.
— Огромное вам спасибо! — услышал я, подходя поближе. — Всего доброго!
— Доброе утро, — поздоровался я.
— Господи! Напугал.
— Извини.
— Что стряслось? Я решила, ты сбежал.
— Не спалось, надумал пройтись.
— Будь добр, в следующий раз оставь записку… Я только что говорила с Джеймсом Джарвисом.
Часы на стене показывали семь пятнадцать.
— Он мне сам позвонил! — В ее голосе звучало нечто новое, какой-то непривычный оттенок. Радость. Несмотря на пыхтение, говорила она теперь гораздо быстрее. — У него сегодня лекции, но к четырем мы можем подъехать в Сомервилль. Ты знаешь, где это?
— Пять минут на машине.
— Тогда у нас впереди целый день. Хоть я и потная, все равно я тебя поцелую, так что терпи.
— Отличный план.
Мне этот план и вправду очень нравился.
Сомервилль — это такой бедный родственник Кембриджа. Здесь селятся многие выпускники университета. Я запомнил его в первую очередь из-за дешевого супермаркета «Кошёлка», где мы часто покупали спиртное в больших пластиковых бутылках с ручками. По-моему, тут больше продают по скидочным купонам, чем за наличные. Продавцы бродят по залу, точно угрюмые привидения. Мы называли это заведение «Пошел-ка».
Совсем рядом, камень можно добросить (если, конечно, кидать посильнее), — коротенькая улочка Кнапп. Вдоль нее выстроились аккуратные домики. Мы позвонили в дверь, нам открыл молодой человек в хирургической робе. Юношу звали Элиот, он проводил нас в гостиную и тут же принялся укорять за то, что мы так расстроили Джеймса.
— У него слезы лились. Он не плакал даже тогда, когда наша собака умерла, а тут нате вам. Я очень надеюсь, вы понимаете, что делаете. Годы психотерапии, и все насмарку. Я умолял его не встречаться с вами, но он упрямый как осел. Моя бы воля, я бы вас и на порог не пустил.
— Он может помочь нам найти того, кто это сделал, — сказала Сэм.
Элиот фыркнул:
— И что? Кому теперь какое дело? Ладно. Он скоро придет.
И ушел, не забыв хлопнуть дверью.
Я посмотрел на Сэм. Ее это представление ничуть не тронуло.
— Никогда не выходит так, как ждешь, — вполголоса сказала она. — Обязательно либо папаша испугается, либо старший брат. Женщины всегда разговаривают спокойно. Они рассказывают кошмарные подробности так, словно телефонный справочник читают. Знаешь, в каком-то смысле, их слушать даже тяжелее. Я говорила с одной девочкой, ей было девять лет. Ее изнасиловал дедушка. Я ей эти свои вопросы задаю, а она и бровью не ведет. Только в конце расстроилась. У нее вдруг стало такое лицо! И она мне говорит: «Не надо его в тюрьму сажать, посадите лучше меня вместо него».
— Жуть какая.
— Люди — странные существа.
Сэм взяла со столика архитектурный журнал и задумчиво перелистнула несколько страниц. Я же мог только нервничать и барабанить пальцами по коленям.
Джарвис обещал вернуться к половине пятого. Без двадцати пяти вернулся Элиот в облегающем тренировочном костюме и повязке, усмирившей его буйные кудри.
— Что, до сих пор не вернулся?
— Нет пока.
Он нахмурился и наклонился, чтобы завязать по дополнительному узлу на шнурках. Видно было, как ему хочется уйти и как хочется, чтобы мы ушли тоже. Нам всем стало чуточку легче дышать, когда к дому подъехала машина. Элиот вылетел на крыльцо и затопал вниз по ступеням. Слышно было, как они там спорят. Я подошел к окну и выглянул из-за занавески. Элиот кричал на худого лысеющего человека в пальто и ярко-голубых резиновых галошах. По всей видимости, это и был Джеймс Джарвис. Он был старше своего сожителя лет по крайней мере на пятнадцать и относился к Элиоту явно по-отечески: устало и с пониманием, что благодарности ему в жизни не дождаться. Элиот ругался и размахивал руками, а Джеймс просто молча его слушал. Наконец молодой человек резко развернулся и потрусил прочь. Я быстренько сел обратно на диван.
— Простите, что опоздал. — Джарвис поставил портфель на пол. — Там на шоссе авария.
— Спасибо, что согласились уделить нам время, — сказала Сэм.
— С… Я хотел сказать, что с удовольствием вас выслушаю, но это, разумеется, будет преувеличением. Может быть, хотите кофе?
— Да, пожалуйста.
Он прошел на кухню, включил кофе-машину и поставил на стол три фарфоровые чашечки.
— Вы уж простите, что Элиот вам нагрубил.
— Да что вы! Вам не за что извиняться.
— Он просто бережет мои чувства. — Кофе-машина зажужжала, и Джарвис оперся на стол. — Молодость! Тут уж ничего не попишешь.
Сэм улыбнулась.
— Наверное, не стоило мне этого говорить. На вас, ребята, приятно посмотреть. Знаете, когда вы позвонили, я сразу подумал: «Какой же я старый!» Вот она, главная подлость.
Кофе-машина щелкнула, и он подошел к ней, чтобы налить кофе.
— Я тут живу день за днем, времени не замечаю. Но звоните вы, и я вспоминаю, что в семьдесят третьем мне было уже одиннадцать. А Элиота тогда еще и на свете не было. — Он скорчил рожу, как у героя фильма «Крик», мрачно рассмеялся, поставил на стол чашки и открыл упаковку с хлебцами. — Прошу вас.
— Большое спасибо, — сказала Сэм. — Мы и так вам уже достаточно неприятностей доставили, поэтому…
— Да что вы, ничуть! Пару дней он со мной не будет разговаривать, а потом успокоится.
— И все же, спасибо вам! Ну что ж, начнем, если вы не возражаете?
Он махнул рукой. Я вытащил из портфеля фотографию и положил на стол. Несколько секунд Джарвис молча рассматривал ее без всякого выражения. Мы с Сэм переглянулись. Я уже решил, что мы опять ошиблись и все напрасно. Навалилась дикая усталость. Мне хотелось сказать Джарвису, что ему совсем не обязательно узнавать Виктора и торопиться протягивать указующий перст тоже не стоит.