— Спокойной ночи, Хоуп Лейси. — Его низкий голос словно ласкал ее. «А вдруг он знает, как я хочу его?» — сонно подумала она. Алекс поправил подушку, опустил Хоуп на постель и склонился над ней.
Хоуп охватила паника. Все мысли испарились — она готова была поклясться, что забыла даже собственное имя. Диван был довольно низким, и Алекс опустился на колени. Хоуп закусила губу, чтобы не застонать, когда его пальцы принялись перебирать ей волосы, рассыпавшиеся по подушке золотистым дождем. Она помнила, что должна, непременно должна возмутиться, но у нее не было сил ни двигаться, ни говорить. Тело затопила горячая, ленивая истома. Как бы он ни презирал ее, какая-то струна у нее в душе всегда будет тревожно отзываться на его близость. Ей стало страшно — пожалуй, впервые в жизни.
Его лицо, с резкими и мужественными чертами, медленно склонилось к ней, и их губы соприкоснулись. Его язык скользнул между ее приоткрывшихся губ, и Хоуп застонала.
— Теперь ты не отталкиваешь меня? — Губы Алекса начали пощипывать ей мочку уха.
Отталкивать его! Да ведь от ненасытного пламени, сжигающего ее, она вот-вот превратится в горстку пепла!
— Что ты со мной делаешь? — с мукой в голосе прошептала она. — Неужели так сильно меня ненавидишь? Твоя подружка… любовница… неважно, кто она… она же здесь. Что ты за человек, Алекс?
Хоуп почувствовала, как его сильное тело пронзила дрожь. Алекс вскочил и уставился в ее запрокинутое лицо.
— Если бы грех не был так сладок… — хрипло начал он и потряс головой, стремясь прогнать пленительный образ женщины, не скрывающей своего желания.
— Спокойной ночи.
Она спала от силы час. Невозможно спать, когда они там… вдвоем. Что они там делают? Занимаются любовью? Или он спит в ее объятиях? Хоуп боялась и безумно хотела услышать доказательства их страсти, жадно напрягая слух, пытаясь разобрать хоть какой-нибудь предательский скрип или стон. Наконец ей надоел этот мазохизм, и она решила подняться. Косметики она с собой не захватила, однако природа одарила Хоуп таким цветом лица, что ее бледность могла бы заметить разве что какая-нибудь особо придирчивая подруга-соперница. Хоуп натянула черную юбку и васильковый свитер, и никто в мире не сказал бы, что она пережила самые неприятные сутки в своей жизни.
— А я как раз собиралась принести вам чай! — ахнула Ребекка, когда Хоуп приковыляла на кухню. — Господи, как же вы, спустились по лестнице? — спросила она, переводя взгляд с костылей, зажатых под мышкой у Хоуп, на гипс на ее левой ноге.
— Съехала по перилам, — призналась Хоуп. Алекс глядел на нее поверх чашки с кофе. — В детстве у меня было время попрактиковаться, — с улыбкой пояснила она.
— Не иначе тебе мало сломанной ноги, и ты решила свернуть себе шею!
— А тебя, по-моему, опять беспокоит страховка! Знаете, Ребекка, я собираюсь подать на него в суд. Он ничего вам не рассказывал?
— Я была уверена, что все уже улажено.
— Боюсь, мне просто не терпится выступить в суде!
Алекс сам настоял на компенсации, сказав, что все это «просто бизнес», У Джонатана будет истерика, когда он узнает, что Хоуп решила отдать эти деньги на благотворительные цели.
— Мне казалось, ты уже сыта вниманием прессы.
Хоуп сладко улыбнулась, стиснув зубы.
— Боюсь, мой агент думает иначе. Я бы сказала, он спит и видит, как мое имя не сходит со страниц хроники.
— Вы ведь шутите… Верно? — обескураженно спросила Ребекка.
— А вот это хороший вопрос, Ребекка. Хоуп еще не решила, что лучше — бросить компенсацию мне в лицо или затаскать меня по судам.
— Просто я жажду мщения. — Хоуп замолчала, наслаждаясь многозначительной паузой. Звонок в дверь разрядил атмосферу.
— Это, должно быть, такси. — В голосе Ребекки прозвучало нескрываемое облегчение. — До свидания, Хоуп, было очень приятно познакомиться с вами. Спасибо, Алекс, на самом деле спасибо!
Алекс поднял с пола ее чемоданы, и Ребекка накинула длинное, отороченное мехом пальто. Уверенность, с которой держалась эта женщина, была сегодня особенно очевидной. Никто не узнал бы в ней сентиментальную кокетку, которая накануне вечером умоляла позволить ей покормить овечку.
— Я провожу тебя на станцию.
— Нет, милый, не стоит.
— Хоуп, ты ничего не забыла сказать Ребекке? Хоуп, растерянно моргая, уставилась на Алекса — ну и наглец! Да как он смеет говорить с ней как с несмышленым ребенком! И даже нисколько не смутился, держится на редкость непринужденно!
— Спасибо вам, Ребекка, за доброту. Кстати, нельзя ли мне поехать с вами? — проговорила она неожиданно для самой себя. — У меня здесь сестра живет на другом конце поселка.
— Ребекка торопится — она опаздывает на поезд, — вмешался Алекс. Хоуп метнула на него яростный взгляд, но он, как ни в чем не бывало, вышел следом за Ребеккой и тут же просунул голову в дверь:
— Восхищаюсь твоей выдержкой. Однако если бы ты решила поговорить с Ребеккой начистоту, то поставила бы себя в очень неловкое положение.
Когда он вернулся, Хоуп сидела за столом, меланхолически прихлебывая кофе.
— Хорошенькое представление ты устроила! — заметил он. — Скажи на милость, ты бываешь такой злючкой, только когда раздражаешься, или нам довелось лицезреть истинную Хоуп? — Он запихнул в тостер несколько ломтиков хлеба. — Тебе надо поесть.
— Я не всегда делаю то, что мне надо.
— Это я уже заметил.
— А где работает Ребекка?
— В Лондоне. Занимается финансами.
Можно было раньше догадаться — та самая нервная особа, о которой упоминала Анна. Станешь нервной, если твой возлюбленный цепляется к каждой юбке. Хотя… Хоуп, пожалуй, не заметила в Ребекке особой нервности.
— Ну и как, тебе жаль, что она живет так далеко, или, наоборот, тебе это на руку?
— Если пытаешься пробудить во мне угрызения совести, то зря стараешься. Когда мы были вместе, ты даже не подозревала о существовании Ребекки.
— И хорошо, что не подозревала!
— Зато теперь знаешь о ней. — (Под его пристальным взглядом Хоуп покраснела.) — И все равно, будь я сегодня ночью понастойчивее, ты уступила бы мне.
— Тебе приснилось, — солгала она. Алекс поймал выскочивший из тостера кусочек хлеба.
— В таком случае, может, как-нибудь обсудим это? — Он перехватил ее недоумевающий взгляд. — Сны. Варенье или мед?
— Я не хочу есть.
— Тогда лучше мед, — бесцеремонно решил он. — Как сказала бы моя мама, вид у тебя неважнецкий.
— Ничего подобного, я прекрасно выгляжу.
— Согласен. Насколько я понимаю, тебе это ничего не стоит? По-моему, женщины должны были бы возненавидеть тебя, если бы узнали, как мало тебе надо, чтобы оставаться ослепительной. — Он поставил перед ней тарелку, весело блеснув глазами, и у Хоуп заныло под ложечкой. — Хочешь не хочешь — ешь.