Она откусила кусочек.
— А я думала, твоя мама умерла, — заметила она осторожно.
— Умерла! Нет, черт возьми! Просто, когда старик устал от нее, она вернулась к себе в Йоркшир. — Губы у него сжались, а в глазах появилось упрямое выражение.
— Но ты остался с отцом.
— У него были деньги. Мама решила, что так будет лучше.
— Ну и как? — Разлучен с матерью в самом нежном возрасте — как в романе! Ей стало жалко его. Давно прошли те блаженные времена, когда Хоуп полагала, что у всех на свете бывает такое же счастливое и беззаботное детство, как у нее. И вот перед ней очередной пример того, как на самом деле редко выпадает такая удача.
— Что толку сейчас говорить об этом? Я предпочитаю задумываться лишь о том, что могу изменить.
Да уж, целеустремленности ему не занимать.
— А ты с ней видишься?
— Реже, чем хотелось бы. Я несколько раз просил ее переехать сюда, но она слишком горда и упряма.
— Наверное, она ненавидела твоего отца, — подумала Хоуп вслух.
— Собственно говоря, она никогда не переставала его любить. Ты сама знаешь, какими странными бывают отношения между людьми.
В голосе у Алекса было столько горечи, что Хоуп поежилась — теперь он стал ей еще дороже.
— А с мачехой ты видишься?
— С Эвой? — Он усмехнулся, как будто она сказала что-то смешное. — Нет. Последний раз я ее видел, когда выкупал ее долю в компании отца.
— А она была очень?..
— Противной? Придирчивой? — Он развеселился еще больше, но как-то зло, даже жестоко. — Должен тебя разочаровать — Эва почти не замечала меня, по крайней мере пока я был мальчишкой.
— Но сейчас вы подружились?
— Нет, никаких родственных связей. Видишь ли, когда я повзрослел — вернее, оказался на пороге юности, — она стала куда больше интересоваться мной.
Глаза у Хоуп округлились.
— Неужели?..
— Эва принадлежит к тем женщинам, кому постоянно нужны доказательства их неотразимости. Лучший способ для этого — кого-нибудь соблазнить.
— И она?.. — Смутившись, Хоуп отвернулась — взгляд серых глаз Алекса был слишком откровенным.
— Я удержался на краю — с трудом. — Как ни странно, у него в голосе было больше горькой иронии, чем истинной боли. — Она была очень красива, а я тогда не знал толком, кто я — ребенок или мужчина. Мама обо всем догадалась и пригрозила Эве, что пожалуется отцу. Больше у меня с ней не было сложностей.
— И твой отец так ни о чем и не узнал? Алекс снова расхохотался.
— Он был слишком занят, стараясь ублажить Эву и повлиять на нужных людей. — Алекс помолчал. — Наверное, мне повезло, что отец был увлечен своей второй женой — на меня практически не обращали внимания. Я проработал у отца несколько лет, окончил университет, стал дизайнером, а потом махнул в Италию. Дизайн автомобилей стал моей первой любовью. — Он снова помолчал, глядя на Хоуп. — Слушай, — неожиданно спросил он, — как тебе удалось выжить в вашем гадюшнике?
— О чем ты? — растерялась она.
— Ты что, всегда распускаешь слюни, когда тебе заливают про чье-то трудное детство? Учти, я знаю, что сочувствуют лишь для того, чтобы потом сыграть на этом!
— Ты предлагаешь мне стать такой же беспринципной и толстокожей, как ты?
— Я по крайней мере не раскисаю от каждой байки!
— То есть ты всегда ждешь, что тебя обманут, — коротко заключила она. — Ну, не знаю… Люди, конечно, не святые, но не верить никому…
— То есть святые все же попадаются!
— Ты, конечно, можешь смеяться, если хочешь, — Хоуп была уязвлена его насмешливым тоном, — только я знаю, что прежде всего людям надо верить.
— Господи, да ты романтик из прошлого века!
— А вот и нет!
— А вот и да!
Они расхохотались одновременно. Хоуп завороженно смотрела, как вокруг глаз Алекса разбежались морщинки, отчего лицо смягчилось и помолодело. Сейчас он выглядел так, что ничего не стоило забыться и…
— Откуда ты знаешь, что я не выдумал трогательную историю о несчастном детстве, чтобы заманить тебя в постель?
Смех замер у нее на губах — вот и говори потом, что людям надо верить!
— Я думаю, ты для этого слишком высокомерен. Кроме того, как насчет пушечного выстрела? Он непонимающе уставился на нее.
— Ты обещал, что не подойдешь ко мне и на пушечный выстрел, — тихо напомнила она.
— Ах, вот ты о чем! Я и забыл.
— И на том спасибо — хоть что-то приятное за утро! Я позвоню Адаму, чтобы приехал за мной. — Хоуп отодвинула тарелку с недоеденным тостом: смотреть на него и то было противно.
— Не звони, мне все равно надо в город — запастись провизией. В прошлый раз, когда после оттепели река прорвала дамбу, три дня подряд приходилось перебираться вброд. Только сначала покормлю птиц. — Он достал из холодильника тарелку с накрошенным мясом. — Или, может, ты пожертвуешь им на завтрак свою Дафну?
Хоуп содрогнулась, вспомнив острые когти и загнутый клюв.
— Так у тебя их несколько?
— Кроме сокола, есть еще ястреб и сова. Один из моих друзей устроил соколярню милях в двадцати отсюда. Там у него нечто вроде богадельни для больных и раненых птиц. Как-то раз он уговорил меня отправиться с ним на охоту — и вот теперь у меня поселились трое из его питомцев. Все почти как у тебя с Дафной.
— Вряд ли. Слишком жестоко.
— Что именно? Держать птиц или позволять им самим добывать себе корм? Соколиная охота — один из древнейших видов спорта. Птицы погибли бы, если бы Джим не подобрал их. Отношения «хозяин — слуга» с хищной птицей невозможны. Они могли бы прожить и на воле и признают меня лишь потому, что я им по душе. Хочешь пойти посмотреть?
Он сказал — и сам удивился своему предложению.
— Ну ладно, — любопытство у Хоуп пересилило страх.
Позади каменного дома прятались от ветра несколько деревянных строений.
— Осторожнее на льду, — предупредил Алекс, пока Хоуп с черепашьей скоростью, ковыляла по скользким булыжникам.
Снег быстро таял, превращаясь в жидкую грязь, но утром Алекс успел расчистить дорожки. Хоуп смотрела, как он кормил двух птиц — по сравнению с хрупким, легким телом их громадные когти казались еще страшнее. Да, жестокие создания, но все равно очень красивые.
— С Гекатой ты уже знакома, а это Просперо.
— Какой маленький! — изумилась Хоуп.
— Вот, надень. — Он натянул ей на руку кожаную рукавицу. — Прислонись ко мне, — посоветовал он, и Хоуп автоматически повиновалась. — Ты вся дрожишь, надо было надеть пальто.