– Я думаю, ma petite хочет сказать, Ричард, что брак в ее жизненные планы не входит, а появление ребенка этого отношения не изменит.
Он говорил доброжелательно-безразличным голосом – которым говорил, когда хотел кого-нибудь убедить или успокоить.
– А если это ребенок мой, так что я должен делать – смотреть и улыбаться, когда его будут воспитывать Натэниел и Мика?
Я опустила голову – что я могла на это сказать?
– Ульфрик! – рявкнула Клодия голосом сержанта на плацу, одергивающего нерасторопного новобранца.
– Что? – обернулся он, и сила его снова обожгла меня.
– Во-первых, держи в руках свою силу, она всех тут палит. Ты, царь волков, должен подавать подданным пример получше.
– Не твое дело, крыса, какой я подаю пример моим волкам.
Она продолжала, будто и не слышала:
– Во-вторых, ты портишь Аните настроение еще сильнее, чем оно и так испорчено.
Он издал какой-то бессловесный звук, почти вопль. Но сила его стала опять всего лишь жаром, уже не болезненным. Он подавлял ее, хотя она никуда не делась.
– Я не хочу портить Аните настроение, но если она беременна, то должна знать, что прежнюю жизнь она продолжать не сможет.
– Ты все еще хочешь засадить ее в клетку, – сказала Клодия. – Поймать и засадить в клетку образца пятидесятых годов.
– Брак – не клетка, – возразил он. – У тебя получается, будто я хочу, чтобы она всегда ходила по дому босая и беременная.
– А это не так? – спросила она, и злость ее несколько смягчилась, будто она поняла наконец, что он не наглый сопляк, а просто сам себя не понимает.
– Нет, – сказал он, и сказано было всерьез. Потом он повернулся ко мне: – Ты сама сказала, Анита: главное – что будет лучше для этого маленького человечка. Ты действительно думаешь, что мама – федеральный маршал, работающий по насильственным преступлениям со всеми видами монстров, – это то, что ребенку нужно?
– О Господи, Ричард! Ты все еще пытаешься отобрать у меня мою жизнь, отобрать все, что делает меня той, кто я есть. Ты любишь меня, а то, чем я являюсь – не любишь. Ты любишь ту, которой ты хочешь, чтобы я была.
– А это разве не то, чего ты хочешь от меня? – спросил он. – Чтобы я тоже весь переменился?
Я было начала отрицать – но остановилась. Подумала. Прошу ли я его перемениться настолько же, насколько он просит меня?
– Я хочу, чтобы ты принял ту жизнь, которая у тебя есть сейчас, и был ею доволен, Ричард. Ты же хочешь, чтобы я полностью переменила свою жизнь, вставить меня в картинку с рамой из белого штакетника, которая ни к твоей жизни не подходит, ни к моей.
– Как мне надоели твои обвинения, будто я пытаюсь тебя засунуть за забор из белого штакетника!
– Появляется подозрение на беременность, и ты вдруг хочешь, чтобы я вышла за тебя замуж, бросила службу федерального агента. Мы еще даже не знаем, есть ли ребенок, а ты уже пытаешься мне навязать свое представление о том, какова должна быть жизнь.
– Ты действительно собираешься работать на серийных убийствах и убивать монстров после того, как появится ребенок?
Я уставилась на него:
– А ты думал, после рождения ребенка я стану другим человеком? Добрее, мягче? Так ты думал?
– Могу я высказать свое мнение в этой дискуссии? – спросил Сэмюэл.
Мы с Ричардом сказали «нет», Жан-Клод ответил «да». Сэмюэл не обратил на нас внимания и воспользовался разрешением Жан-Клода.
– Если моя жена может служить примером, что значит иметь детей в этой более чем не ординарной ситуации, то «смягчение» не совсем характеризует то, что вас ждет. Теа очень мягко обращалась с детьми. Такой мягкости характера я в ней никогда не видел, но со всеми прочими… – Он покачал головой. – Никогда не видел ее такой беспощадной, как после рождения Самсона. Она решительно как никогда была настроена укрепить и обезопасить фундамент нашей власти. Любая угроза нам уничтожалась незамедлительно. Даже пользуясь помощью слуг, она настаивала, что за младенцем будет ухаживать сама, а с этими кормлениями… – Он пожал плечами, подняв руки. – Когда каждые два часа она просыпалась его кормить грудью, спать ей удавалось очень мало. От недосыпания характер портится у всех, и весьма острые решения становятся привлекательными.
Я успела подумать: «Грудное вскармливание? Ну нет, только не я».
– Ты это говоришь, чтобы я себя почувствовал – как? Лучше, хуже?
– Спроси кого-нибудь, кому ты поверишь, – сказал Сэмюэл. – Спроси у любой женщины, как выматывает силы и забирает время новорожденный. У меня трое детей, двое из них близнецы. Со мной было так, как бывает со многими отцами поздних детей: близнецами в младенчестве я занимался больше, чем Самсоном. Моя власть была тогда крепче, и меньше занимали вопросы… бизнеса. Думаю, я слишком открылся влиянию современной Америки, подхватил эту странную мысль, что я должен много, очень много заниматься младенцами. Я задним числом зауважал Теа за то, что пришлось ей пройти с Самсоном, когда я больше занимался делами. Дети – это величайшее благо… – он потрепал сидящего рядом сына по ноге, – но, как и другие великие блага, требуют кучу внимания, времени и энергии.
Я замотала головой, замахала руками, будто пытаясь стереть в воздухе все, что сейчас услышала.
– Все, на сегодня мне хватит. Сменим тему – хотя бы пока я не сделаю тест и не выясню наверняка. Если будет положительный, тогда и будем разговаривать. Сейчас вопрос закрыт.
– Ну уж нет, нельзя так сразу менять тему! – возразил Ричард.
– Ей – можно, – возразил ему Жан-Клод.
– А если я не хочу менять тему?
Снова у меня возникло впечатление, что Ричард специально затевает ссору.
И наконец что-то сказал Мика:
– Ричард, Анита просит сменить тему только до тех пор, пока она не будет знать точно. В этом есть смысл.
– А ты не лезь! – рявкнул на него Ричард.
– Не смей кричать на Мику! – рявкнула на него я.
– Я буду кричать на кого захочу! – заорал он.
И тут заорала Клодия – так, что мы оба замолчали. Такой мощный, глубокий звук, что все мы обернулись к ней.
– Неужто твои задетые чувства только и имеют для тебя значение, Ульфрик? – Она покачала головой. – Прав был Натэниел: ты бы обоссал ее, если бы мог, чтобы она была твоей и только твоей.
Он зарычал и шагнул к ней.
– Нет, – сказал Жан-Клод. – Ричард, нет.
– Ты затеваешь с ним ссору? – спросил Мика озадаченным голосом.
И он был прав – очень это не похоже на Клодию. Закончить ссору она могла, но начинать не стала бы.