Ну, все, вот оно. Я сказала правду.
– Я не хочу быть только с тобой, Ричард. Не хочу терять ни Мику, ни Натэниела, ни Жан-Клода.
– То есть если бы я сказал «выбирай», то потерял бы тебя.
Я подумала: «Ты давно уже меня потерял, Ричард». А вслух сказала:
– Я не могу быть только с одним мужчиной, Ричард, и ты это знаешь.
– И даже если ardeur остынет, ты не выберешь кого-то одного из нас?
Мы глядели друг на друга, и так тяжел был его взгляд, так тяжел… Он по-своему был упрям не меньше меня, и сейчас был момент, когда это взаимное упрямство могло бы нас погубить.
– Нет, Ричард, вряд ли выберу.
Он сделал глубокий, невероятно глубокий вдох – и выдохнул очень медленно. Потом кивнул, будто сам себе, и сказал, на меня не глядя:
– Вот что мне нужно было услышать. Не в эти выходные – я буду занят, но в следующие, если по-прежнему захочешь, можешь пойти со мной в церковь.
Не зная, что сказать, я ответила:
– Ладно.
– А потом семейный обед, как всегда, – добавил он и пошел к двери. Там он остановился, обернулся, держа руку на дверной ручке. – И я найду кого-нибудь, кто хочет той же жизни, что и я.
– Надеюсь, что найдешь, – прошептала я.
– Я тебя люблю, – сказал он.
– И я тебя люблю, – ответила я совершенно искренне.
– Я тебя ненавижу, Анита, – сказал он, почти не изменив интонацию.
– И я тебя ненавижу, Ричард, – ответила я совершенно искренне.
Новая грязь – новая ванна. Из-за бурного превращения Хэвена не только у меня были сгустки на волосах и еще много где. Прибудь на место команда судебных медиков, Бог один знает, что бы они решили.
Со мной в ванну пошли Мика и Жан-Клод. Натэниел повел Хэвена в кормильную – там держали живность – то есть я так думаю, что живность. Честно говоря, «кормления» я никогда не видела, но Натэниел и Джейсон мне говорили, что еда там не запрещенная, значит – животные. Среди оборотней есть такие, которые мне очень и очень нравятся, но смотреть, как они едят, мне не хотелось никогда. Некоторые зрительные образы мне просто не нужны.
Октавий и Пирс хотели вернуться к себе, но Клодия их остановила и спросила, где охрана, что стояла у них на дверях.
– Они пытались помешать нам с Хэвеном выйти из комнаты, – ответил Пирс.
– Это их работа, – сказала Клодия.
– Значит, не слишком они для нее годятся.
– Вы их убили?
Он опустил глаза, потом поднял.
– Когда мы ушли, они еще дышали.
Клодия послала Лизандро и Клея посмотреть, Грэхема оставила при себе, а Октавию и Пирсу велела остаться в ожидании известий. Оба крысолюда оказались живы, но были ранены, причем серьезно.
Из-за проблем, которые у нас возникли с мастерами Кейп-Кода и Чикаго, охрана была усилена, и в зале гробов оказались дополнительные охранники, что было удачно: Менг Дье расколола свой гроб, когда получила силу, которую набрали все наши от нашего секса с Огюстином. Менг Дье, получившая дополнительную силу. Не слишком хорошая новость.
Сейчас дополнительные охранники пригодились: Клодия приставила четверых к Октавию и Пирсу. Лизандро она поставила над ними старшим и дала приказ снестись с Фредо, который отвечал за зал гробов. Сама Клодия осталась с нами и Клея оставила при себе. Двое из них стояли у двери со стороны спальни, пока мы мылись. Клодия и Клей тоже перемазались, но им пришлось ждать своей очереди.
Жан-Клод подтянул меня к себе через теплую воду, я положила голову ему на плечо:
– Неужто мы это сделали?
– Не совсем, ma petite, – выдохнул он мне в волосы.
Мика подвинулся к нам, стоя на коленях. Волосы прилипли к голове, казались прямыми и черными. Шартрезовые глаза выделялись на смуглом лице еще сильнее, когда волосы не отвлекали от них. Придвинулся он так близко, что прядь его волос задела мои, и иллюзия черноты исчезла, потому что его волосы даже мокрые не были так темны, как у меня или Жан-Клода. Невероятно густой цвет, темно-коричневый, но не черный.
– Да, не совсем, – шепнула я прямо в щеку Мики.
Мика меня поцеловал, потом оперся спиной на ванну, чтобы нас видеть.
– Ладно, отмылись, теперь подумаем: почему мы не могли разбудить тебя и Жан-Клода?
– Я думала, Жан-Клод все это время не спал.
– Только не в начале; он тогда отрубился так же, как и ты.
– А откуда ты знаешь, что он просто не был мертв для мира, как обычно?
– Он дышал.
Жан-Клод рядом со мной шевельнулся, будто был удивлен.
– Дышал… интересно, – сказал он, тщательно контролируя голос.
– А не должен был дышать? – спросила я.
– Нет.
Я обернулась у него в руках, чтобы заглянуть в лицо. И на нем ничего не отражалось. Красивое и непроницаемое, как портрет, будто вместо лица с дыханием и движением это был застывший снимок – одиночный миг прекрасного лица. Когда Жан-Клод старается скрыть как можно больше, он бывает таким.
– И почему то, что ты дышал, удивляет больше, чем то, что ты не умер на рассвете? – спросила я.
– Я еще и сны видел, – сказал он.
Я наморщила лоб:
– Но ведь ты спал. Когда спишь – видишь сны.
– Я снов не видел почти шестьсот лет.
– И что тебе снилось? – спросил Мика.
– Очень практичный вопрос, mon chat.
Я посмотрела на одного, на другого:
– Я чего-то не поняла?
Жан-Клод посмотрел на меня:
– Что снилось тебе, ma petite? Кто тебе снился?
Так же дружелюбно и мелодично звучал его голос.
– Ты спрашиваешь так, будто знаешь.
– Ты сама должна сказать, ma petite.
– Мать Всей Тьмы, – ответила я, понизив голос, будто от произнесения этого имени в ванной стало темнее.
– Марми Нуар, – кивнул он.
– Да, – сказала я, пытаясь прочесть что-то за этой вежливой внешностью, и не смогла. – Тебе она тоже снилась?
– Oui.
– Вам обоим снилась глава совета вампиров?
– Она куда больше, чем только глава совета, – сказал Жан-Клод. – Она – создатель нашей цивилизации. Наши законы – это ее законы. Говорят, что она была первым вампиром, и что она действительно мать нас всех.