Я вздохнула и попыталась больше внимания обращать на дорогу. Но про себя я давала себе хороших пинков, потому что все было так просто, так до ужаса просто.
— Когда я работаю, регулярно питаться не получается, и выходит, что каждый раз, когда я приезжаю домой, мною овладевает ardeur.
— Иногда два раза за ночь, — сказал он. — Сколько ты ела в те ночи, Анита? Я про обычную еду.
Я попыталась вспомнить и должна была честно признать:
— Иногда ничего.
— Интересно было бы, если бы ты вела дневник приёма пищи. Можно было бы посмотреть, есть ли корреляция между голодом твоего человеческого тела и другими видами голода.
— Ты так говоришь, будто знаешь ответ.
— Ты разве не заметила, что ликантропы любят готовить и есть?
Я пожала плечами:
— Не задумывалась как-то.
И задумалась. Ричард готовил, и всегда либо звал меня куда-нибудь поужинать, либо готовил для меня. Мика готовит, хотя в основном этим занят Натэниел. Обычно у нас в доме собирается полно леопардов-оборотней хотя бы на завтрак, либо на обед, либо на ужин.
— Ты хочешь сказать, что не без причины мужчины-ликантропы, с которыми я встречалась, имели склонность к домашнему хозяйству?
Он кивнул.
— Нам нужна отлично сбалансированная диета, с хорошим содержанием белков. Помогает держать зверя в узде.
Я посмотрела на него — в свете улицы он был почти в тени. Лавандовая рубашка была самым светлым пятном на нем.
— А почему мне никто до сих пор такого не говорил?
— Мы считали тебя в основном человеком, Анита. Но после того, что я сегодня видел… — Он помолчал, подбирая слова. — Если бы я не знал, что ты — человек, и не умеешь на самом деле выскользнуть из кожи и стать леопардом, я бы решил, что ты из наших. Твои ощущения, как ты отбивалась, как ты пахла — все было от оборотня. Ты совсем не как человек себя вела. Сверни сюда на стоянку.
— Зачем? — спросила я.
— Надо поговорить.
Мне не понравилось, как это прозвучало, но я свернула на стоянку в торговый квартал и припарковалась на первом же свободном месте, что было довольно далеко от всех забегаловок. Магазины почти все были закрыты. Я выключила двигатель, и мир внезапно затих. Где-то рокотала Олив, и доносилась музыка из ресторанов, но в машине было тихо, как бывает тихо только в машине после наступления темноты. Один поворот ключа — и тишина, уединение, интимность.
Я повернулась к Натэниелу, натягивая ремень, но сидеть в машине без ремня — мне не по себе от этого.
— Ладно, говори, — сказала я, и голос у меня прозвучал почти обыденно.
Он повернулся на сиденье, насколько позволял ремень — он знал мой пунктик на этот счёт. Сидел он лицом ко мне, коленом упираясь в панель.
— Мы с тобой обращались так, будто ты человек, и теперь я думаю, правы ли мы были.
— Ты хочешь сказать, я теперь перекинусь, потому что мы стали триумвиратом?
Он покачал головой, длинная коса шелохнулась на коленях, как тяжёлая кошка.
— Может быть, это как-то усугубит ситуацию, но я думаю, одна из причин, почему ты никак не можешь подчинить себе ardeur, — в том, что почти все советы тебе даёт вампир. А ему еда не нужна, Анита. Для Жан-Клода есть только жажда крови и ardeur. А ликантроп не может перестать быть человеком. Все равно приходится есть по-человечески — просто добавляется голод зверя, но именно добавляется, а не заменяет.
Я подумала.
— То есть, когда я подавляю приступы нормального голода, мне становится тяжелее подавлять ardeur?
Он кивнул, и снова волосы проехались по коленям, будто коса подползала ко мне.
— Да.
Я ещё раз подумала, и не нашла брешей в этой логике.
— Ладно, допустим, ты прав. Так что мне делать? Я все равно сегодня опаздываю, как обычно.
— Подъедем к окошку для машин. Возьмёшь себе что-нибудь лёгкое, что можно съесть за рулём, а я возьму салат.
Я нахмурилась:
— Ты что? Салаты в драйв-апах никуда не годятся.
— Мне надо поесть перед выступлением.
— Чтобы лучше держать своего зверя?
— Да.
— Но зачем салат? Я думала, тебе что-нибудь белковое нужно.
— Если бы тебе предстояло раздеваться перед незнакомыми, ты бы тоже взяла салат.
— Один гамбургер за несколько часов до выступления — от этого ты вес не наберёшь.
— Нет, но пузо вздуется.
— Я думала, это только с девушками случается.
— Нет.
— Значит, ты ешь салат, чтобы хорошо сегодня выглядеть.
Он кивнул, и волосы его свалились с ноги, перевалили через рычаг передач. Очень тянуло потрогать эту густую косу. Голосочек в голове спросил: «А что такого?» После того, что мы днём устроили, что может значить волосок? Логично, но логика мало общего имеет с моим поведением по отношению к Натэниелу.
Я сцепила руки на коленях, не давая себе до него дотронуться, и почувствовала себя дурой. Что это я вообще творю? Я протянула руку к тяжёлому витку волос, погладила его, будто это было что-то более интимное, чем коса. Волосы были мягкие, тёплые. Я гладила их, пока говорила.
— Зверя никогда не раздирают противоречия?
— Нет, — сказал он, и голос его в тёмной тишине прозвучал и тихо, и отчётливо.
Я осторожно стала вытягивать его косу, обмотанную вокруг него.
— Но ты же борешься не с голодом по мясу и крови?
— Нет, не с ним.
Я добралась до конца косы, взяла его в руки.
— Я думала, что этот голод — зверь. Жажда погони и еды, и все.
— А сейчас как ты думаешь?
Я погладила себя по ладони кончиком косы, и по коже пробежала дрожь. Голос мой сорвался, когда я ответила:
— Ричард всегда говорил о своём звере так, будто это его самые низменные побуждения — ну, похоть, леность, традиционные грехи, — но грех подразумевает знание добра и зла. А здесь не было добра или зла, ничего похожего на обычные мысли. Я до сих пор не понимала, насколько мои мысли держатся на реалиях. Всегда думала о том, как одна реалия влияет на другую. О последствиях своих действий.
Я взяла на руки ещё кусок его косы, будто змею — толстую, мягкую змею. Собрала его волосы в охапку и позволила себе прижать их к груди. Меня ограничивал ремень сиденья, а мне хотелось быть ближе к Натэниелу.
Прижимая ворох его волос к себе, я сказала: