Как в тумане, он выключил воду и последовал за ней, принимая полотенце, протянутое ему. Они вместе вытерлись, потом она завернула в него все свое туловище, а он — только бедра.
Выйдя, он первым оказался у больничной койки, и казалось было самой естественной вещью в мире — широко раскрыть свои объятия. Если бы он подумал об этом, то не сделал бы этого делать, но он не думал.
Что было неплохо.
Потому что она подошла к нему, и как вода в душе, пропитала его своим теплом, просачиваясь прямо в его кожу и в его мозг.
Но, естественно, Хекс проникла еще глубже. Как и всегда делала.
Он словно отдал ей свою душу, впервые увидев ее.
Когда он выключил свет, и она сильнее прижалась к нему, это ощущалась так, словно она насквозь прожгла его заледеневшее сердце и поселилась там, растопив его душу своим теплом, когда он сделал первый честный-по-отношению-к-Богу глубокий вдох за несколько месяцев.
Джон закрыл глаза, не собираясь засыпать.
Он все же он уснул. И очень, очень хорошо.
В комнате для персонала в особняке Самсона, Дариус завершил свою встречу с прислугой дочери.
— Благодарю вас, — сказал он, поднимаясь на ноги и кивая женщине. — Я ценю вашу откровенность.
Доджен низко поклонилась.
— Умоляю, найдите ее и верните домой, господин.
— Мы постараемся именно так и сделать. — Он взглянул на Тормента. — Не будешь ли ты так любезен, привести управляющего?
Тормент открыл дверь для миниатюрной женщины, пропуская ее в пред, и оба вышли за дверь.
В их отсутствие Дариус ходил кругами по голому полу, его кожаные ботинки описали круг у письменного стола в центре комнаты. Горничная ничего важного не поведала. Она была совершенно открыта и скромна — и не добавила ничего нового в решении этой головоломки.
Тормент вернулся с управляющим и снова занял позицию прямо около двери, соблюдая тишину. Что было кстати. Вообще-то, во время допроса гражданского, нет необходимости более чем в одном следователе. Однако, от мальчишки была иная польза. Его проницательный взгляд ничего не упускал, поэтому, возможно бы нашлось что-то, что он мог подметить из того, что мог упустить Дариус во время допроса.
— Благодарю за вашу беседу с нами, — сказал Дариус управляющему.
Доджен низко поклонился.
— Для меня удовольствие быть полезным вам, господин.
— Безусловно, — пробормотал Дариус, присаживаясь на твердый табурет, который использовал при разговоре с горничной. Доджены по природе своей были склонны к соблюдению протокола и поэтому предпочитали, чтобы в данной ситуации высшие инстанции сидели, в то время как они оставались стоять. — Как вам угодно, управляющий.
Еще один низкий поклон.
— Я Фритцзелдер Перлмуттер.
— И как долго вы пробыли с семьей?
— Я родился семьдесят семь лет назад. — Управляющий убрал руки за спину и расправил плечи. — И с гордостью служил семье с пятой годовщины моего рождения.
— Длинная история. Так вы хорошо знали дочь?
— Да. Она достойная женщина. Ее рождение — радость для ее родителей и всего рода.
Дариус внимательно посмотрел в лицо управляющего.
— И вы не знали ничего такого… что могло бы привести к такому исчезновению.
Левая бровь слуги дрогнула один раз.
Затем последовала долгая тишина.
Дарий понизил голос до шепота.
— Если это облегчит вашу совесть, у вас есть мое слово как Брата, что ни я, ни мой коллега никому не раскроют то, что вы скажете. Даже самому королю.
Фритцзелдер открыл рот и вздохнул через него.
Дариус продолжил соблюдать тишину: Подталкивание бедного мужчины, только замедлит процесс откровения. В итоге, он либо заговорит, либо нет и поощрение, только задержит его решение.
Управляющий полез во внутренний карман своей униформы и извлек снежно-белый носовой платок, сложенный в аккуратный прямоугольник. Промокнув верхнюю губу, он стал возиться, складывая его обратно.
— Ничто не покинет этих стен, — прошептал Дариус. — Ни одна мелочь.
Управляющий дважды откашлялся прежде, чем обрел слабый голос.
— Воистину… она была безупречной. В этом я абсолютно уверен. Не было… связи с мужчиной, о котором не знали ее родители.
— Но…, — помог Дариус.
В этот момент дверь широко распахнулась, и появился дворецкий, впустивший их в дом. Он был абсолютно не удивлен встречей и излучал крайне неодобрительное отношение к этому. Без сомнения один из его подчиненных его проинформировал.
— Вы управляете такой прекрасной группой персонала, — похвалил Дариус мужчину, — Мой коллега и я очень впечатлены.
Низкий поклон не сделал выражение лица мужчины менее подозрительным.
— Благодарю за любезность, господин.
— Мы как раз собирались уходить. Ваш хозяин неподалеку?
Дворецкий выпрямился, с нескрываемым облегчением.
— Он удалился, и именно поэтому я пришел, чтобы встретиться с вами. Он хотел проводить вас как подобает, но ему необходимо присматривать за любимой шеллан.
Дарий поднялся на ноги.
— Ваш управляющий как раз собирался показать нам территорию перед нашим уходом. Поскольку только что прошел дождь, я уверен, что вы предпочтете, чтобы по мокрой траве нас сопроводил один из ваших слуг. Мы возвратимся сюда после заката. Благодарим за удовлетворение наших требований.
Не последовало никакого другого ответа, кроме единственного, произнесенного мужчиной:
— Ну конечно.
Фритцзелдер поклонился своему старшему, затем протянул руку в сторону двери в дальнем углу.
— Сюда пожалуйста.
Снаружи, воздух нес в себе мало обещанного весеннего тепла. Было действительно по-зимнему холодно, когда они пробирались сквозь туман.
Фритцзелдер в точности знал куда их вести, управляющий шел целенаправленно к дальней части садов, на которую выходила спальня женщины.
«Ну не отлично ли сработано», подумал Дариус.
Управляющий остановился прямо под окном дочери Самсона, но не стал поворачиваться к толстым каменным стенам дома. Он смотрел на окружающую местность… через цветники и лабиринт изгородей… на имение по соседству. И затем он сознательно повернулся лицом к Дариусу и Торменту.
— Взгляните на деревья, — сказал он, указывая на дом, как будто описывая что-то стоящее — так как за ними, несомненно, велось наблюдение из-за свинцовых окон особняка. — Внимательно присмотритесь к планировке.
Действительно, среди бесплодных ветвей деревьев имелась прореха — которая, как они видели, находилась за пределами видимости со второго этажа особняка.