– Вы замечтались, что ли, Форхерд? – скрипучее карканье патрона прервало мысли эсмонда, и, вздрогнув, тот раскрыл свою папку и скучным голосом начал доклад.
– Тэк-с, тэк-с, тэк-с… – Алезандез опять потер лапки, словно толстая весенняя муха. – Что вы думаете касательно этого Тиглата? В последний год он сдал позиции. Когда на Шанте была проведена последняя удачная операция «Эджарты»? [2]
– Мм-м… – тив Форхерд зашелестел бумажками. – Если не ошибаюсь, последняя крупная акция – в прошлом декабре. Однако не стал бы называть ее особенно удачной. Ядро группы, конечно, уцелело, но ролфи слишком плотно засели на Шанте, и симпатии местного населения – это фактор немаловажный, патрон.
Тив Алезандез и впрямь отличался скромностью. «Зовите меня просто «патрон», дорогой Форхерд! Оставим все эти побрякушки со «святостью» и «благословенностью». Ну судите сами – откуда в нас с вами возьмется святость, хе-хе-хе?»
– И сколько же сейчас на Шанте шурий? Ролфи проводили перепись?
– Ролфийские власти выдали им всем паспорта. По результатам опять же на декабрь прошлого года – шесть тысяч триста пятнадцать человек.
– Плодятся… – задумчиво причмокнул губами тив Алезандез. – Плодятся…
– Кроме всплеска рождаемости, у ролфийских шуриа понизилась смертность, – продолжал тив Форхерд. – И, разумеется, этот факт движению «Эджарта» популярности тоже не добавляет. С другой стороны, далеко не все на Шанте так уж довольны ролфийским владычеством, однако…
– Однако после событий у форта Сигрейн Шейз Тиглат стал слишком одиозной фигурой и на Шанте, и здесь, в Конфедерации. – Предстоятель Лойх поерзал в кресле и задумчиво попыхтел, как закипающий на плите чайник. – М-да. Как ни прискорбно, а Тиглата пора заменить. Подыщите мне кого-нибудь посговорчивей из лидеров этой «Эджарты». Фанатики нынче не в моде, Форхерд, так найдите мне нормального политика, умеющего хорошо считать деньги! Тиглат, конечно, был исключительной находкой при его внешности и таланте овладевать аудиторией, его зажигательные речи воистину воспламеняли сердца, но… Увы, увы! Отыщите мне наконец среди этих ползучих террористов агента уровня Нимрэйда! – и глянул на помощника так, что Форхерд Сид потупил взор. Глазки у тива Алезандеза тоже были не совиные, а какие-то вороньи: почти черные, настолько узенький янтарный ободок радужки окружал зрачок. Упрек насчет глупой неудачи с Яльданом Нимрэйдом, этим гением двойной, а то и тройной игры, в которого конфедератский Эсмонд-Круг вложил столько денег, что страшно и сосчитать, был в общем-то несправедлив. От бурь и штормов не застрахованы даже гении шпионажа и дезинформации, и никто – ни Предвечный, ни шурианские духи – не смог бы обуздать ярость морских волн. Нимрэйд утонул, как крыса в сундуке, вместе со своим «Ускользающим» и, как думали, добычей, за которой он отправился в свой последний рейд. Другое дело, что графиня Янамари все-таки умудрилась как-то выплыть тогда, чтобы спустя совсем недолгое время сгинуть уже по-настоящему…
– Ну-ну, – тив Алезандез вздохнул, – нам с вами до́лжно смотреть в будущее, однако… – он назидательно поднял пухлый палец, сверкнув крупным рубином в перстне, – не повторять при этом ошибок прошлого!
Строжайший запрет для эсмондов на ношение драгоценных побрякушек предстоятель Лойх нарушал с той же азартной легкостью, что и все прочие заповеди. Блуд, чревоугодие, стяжательство, гордыня, неповиновение… право, да найдется ли в списке пороков хоть один, какому не предался бы тив Алезандез хоть единожды в жизни? Впрочем, пожалуй, что найдется. Насколько было известно тиву Форхерду, предстоятель Лойх никогда не увлекался мужеложеством и был равнодушен как к упругим юношеским ягодицам, так и к беленьким козочкам с вызолоченными рожками. Сластолюбие тива Алезандеза распространялось исключительно на женщин, причем предпочитал он девушек самого нежного возраста и непременно невинных.
– Так что, друг мой Форхерд, займитесь-ка вы господином Тиглатом вплотную, – подытожил тив Алезандез. – Что-нибудь зрелищное и ужасающее в своей жестокости, я полагаю. Можно – с пожаром.
– Кровавая ролфийская месть? – предложил эсмонд. – М-м-м… распятие штыками на стене пылающего… скажем, сиротского приюта? Разумеется, с соответствующей надписью на ролфийском.
– Подумайте-подумайте, – благосклонно кивнул предстоятель. – И непременно организуйте погром и пару-тройку уличных «народных» казней ролфийских шпионов. Народцу надобно понюхать крови и дыма, прежде чем мы объявим о введении военного положения. Злее будут. Та-ак… Идем дальше, Форхерд. Какие новости из этого, как бишь его?
– Княжества Файрист, патрон, – почтительно подсказал тив Форхерд.
– Ну, Эск, ну, затейник! – хихикнул тив Алезандез. – А ведь говорил я Оро, что малыш далеко пойдет! И вот, пожалуйста, результат. Хереварду не стоило так уж сильно напирать на Эска с этой его политикой контролируемого размножения. Опять же, выбрать в качестве производительницы леди Лайд… Неудивительно, что граф в конце концов взбунтовался! Он уже обнародовал свою религиозную программу?
– В общих чертах, патрон.
– А подробности? – и предстоятель по-птичьи склонил голову набок, подарив секретарю еще один острый взгляд.
– Пока еще нет, патрон.
– Тогда мы успеем его опередить. – Тив Алезандез резко подскочил в кресле и прошелся по кабинету странной прыгающей походкой, взмахивая широкими рукавами своего ритуального одеяния. – Да! Готовьте к публикации наш догмат «О душах нечестивых», Форхерд. Пора! Если Херевард всерьез надумал пустить пузыри, то мы не должны утонуть вместе с ним и всем синтафским Кругом. Да-да, дорогой мой Форхерд! Синтаф обречен. Что не скогтит Эск, то догрызут ролфи. При таких условиях выживает самый шустрый. Манифест об отделении от синтафского Эсмонд-Круга подготовьте также. Вам все понятно, Форхерд?
Он остановился напротив своего высокого красавца-помощника – толстенький, какой-то даже маленький для диллайн, этакий забавный пухлячок, – и эсмонда-секретаря прошиб ледяной пот. В круглых вороньих глазках тива Алезандеза светилась истинно диллайнская одержимость Силой, и вставать на его пути Форхерд Сид не посоветовал бы никому. Воздух в комнате ощутимо сгустился, и красавец-тив непроизвольно потянулся к шелковому узлу галстука.
– Да, патрон, – незаметно сглотнув вязкую и горькую слюну, просипел он.
– Вот и славненько, – улыбнулся тив Алезандез. – Но прежде мы с вами выпьем по стаканчику молочка и закусим свежим рогаликом, дорогой мой Форхерд! Вы же не откажетесь составить мне компанию за завтраком, верно?
Моросящий дождик ничуть не помешал очередной прогулке дамы-шуриа и студента-ролфи. Тепло же, совсем весна, а тропинки университетского парка – это вам не проселочные дороги. Они усыпаны мелким гравием и ничем не напоминают раскисшее болото, пусть хоть как из ведра льет. Уговаривать Джону погулять не пришлось, она и рада была вырваться из затхлой атмосферы пансиона. К тому же общение с юным Акэлиа становилось все более интересным и познавательным. Никогда прежде Джойане не встречались подобные экземпляры человеческих существ. Волей-неволей она чувствовала себя препаратором вроде тех, что резали несчастных квакушек для электрических опытов. Шуриа с изумлением взирала на открывшуюся ей картину и не верила глазам своим. Тив, не верящий в Предвечного, ролфи – глухой к гласу богинь, человек, не допускающий мысли о посмертии, мужчина, искренне презирающий женщин… Теперь, даже встретив на парковой аллее ожившего вдруг ископаемого монстра, подобного выставленному в университетском музее, Джона бы не удивилась. Впрочем, не совсем так. Эгнайр Акэлиа сумел все же поразить шуриа в самое сердце, когда рассказал о готовящемся визите господина Тиглата.