— Беги! Беги! — повторяла она.

Но прежде чем он послушался ее, прошло целых тридцать секунд, и за это время к нему успела присоединиться Александра, и Магде не оставалось ничего другого, кроме как втолкнуть их внутрь, захлопнуть дверь и запереть замок. У нее еще было много дел. Джеком называла она его, копая, вонзая лопату в землю и корни. Не его собственным библейским именем, но Джеком, той безликостью, которой он наделил себя сам, именем, которое позволило ей отмежеваться от ее поступка.

Может быть, случилось именно так, думала Клер, а не вовсе то, что нарисовал Джек, не та, другая, худшая вероятность… Арун. («Теперь они говорят, что я доктор, ха-ха!»)

В комнате становилось темнее. Клер, встряхнув фонарик, поняла, что садится батарейка, и опустила глаза на мгновение. Не больше. Джек бросился к пистолету, и девушка еще успела услышать шум выстрела, глухой звук пули, входящей в плоть, прежде чем упала на пол и почувствовала, как ее одолевает мертвящий сон.

18

Бен, которому Риверс помог дойти обратно до дома для гостей, вошел слишком поздно и не застал выстрел.

— Это был несчастный случай, — заявила Клер, когда очнулась, и настаивала на этой лжи все то недолгое время, пока Бен допрашивал ее. Оглушенная падением, хотя отделавшаяся всего лишь ушибленным плечом, она и сама не знала, зачем солгала. Чтобы выиграть время? — Я очень устала, — сказала она, когда он снова попытался выяснить у нее подробности, причины. — Я хочу спать.

Она не стала смотреть, как деревенские мужчины, которых позвал Риверс, выносили Джека, отказываясь признавать то, на что оказалась способна во имя грязной долины и давно умершего человека.

Ее ночь была полна дурных снов, внушенных Джеком, включая и тот, что, должно быть, всю жизнь преследовал се отца. Она видела старую карту, приколотую к стене флитвудовского трейлера, когда они с Робином были детьми, «Описательную карту лондонской бедноты», выпущенную в 1880-х; на ней были показаны улицы, которые, как она теперь знала, лежали к югу от Эдема. Они были отмечены черным, чтобы обозначить их принадлежность порочным классам. Тесные, извилистые переулки и тупики между Петтикоут-лейн и Брик-лейн представляли собой лабиринт, по которому человек мог передвигаться, словно тень. (Но не индийский доктор, не Риверс, Арун Риверс; он не мог знать улицы настолько хорошо, чтобы ускользнуть от полиции так, как ускользал Потрошитель. Клер стояла на этом.) Она видела подвал, в котором Джозеф провел столько времени, ящики, полные обрезков ногтей, зубов и завитков волос. К этим ужасающим уликам в деле против Джозефа она добавила его бесконечные визиты на могилу сестры, его одержимость двухголовым мальчиком, безумную мать — наркоманку, принимавшую опийную настойку, умершую по собственной вине, из-за того, что жевала щепки, которые звались конгривами или шведскими спичками.

Но разве Джозеф не стал бы делать снимки? Люди заметили бы фотографа на месте преступлений. Они ведь замечали очень много всего, в том числе и индийского доктора. Она отгоняла эту мысль от себя прочь, пока вперед не выступила свидетельница, прачка, Сара Льюис, заявившая, что после последнего убийства видела на месте преступления человека с черным кожаным портфелем:

— Сумка примерно двенадцати дюймов длиной. Может, доктора.

Или фотографа, упорствовала Клер, засыпая, чтобы грезить о потоках крови, одной только крови, крови Джека.

На следующее утро Бен пришел вместе с Риверсом и его отцом справиться о состоянии Клер; они принесли с собой тарелку маленьких квадратных пирожных из пекарни, покрытых пурпурной и кислотно-желтой глазурью. Бен говорил о синяках, боли в плече, возможности сотрясения мозга и перелома — о чем угодно, только не о Джеке и пистолете.

Клер сама подняла эту тему.

— Как он? — спросила она, когда Риверс и его отец оставили их наедине со снедью, лежавшей между их коленями, наподобие психоделической шахматной доски.

— Хороший выстрел навылет. Он выживет. — Улыбка, появившаяся на лице Бена, была бледной копией его обычной ухмылки. — Ты этого хотела?

— Я же тебе сказала вчера. Это был несчастный случай.

Избегая ее взгляда, Бен взял с тарелки пирожное.

— Пробовала? В свое время, я думаю, они даже могли бы заменить мне шоколадные батончики. — Он положил пирожное обратно, не откусив.

— Он говорит иначе?

— Джек? Он вообще ничего не говорит.

Дальнейшим обсуждениям помешал приход ее родственника. Он встал на порядочном расстоянии от кровати Клер, переминаясь с ноги на ногу и, вероятно, безумно желая закурить.

— Что, по-твоему, я должен сказать, Бен?

— Больно? — спросила Клер, кивая на плечо Джека.

Он неопределенно пожал плечами в знак отрицания, лишь слегка вздрогнув, когда движение задело то место, где прошла ее пуля.

— Колдун вчера наложил туда компост из своих загадочных листьев и прутиков.

Бен встал — чтобы придать себе внушительности, решила Клер, хотя вся его внушительность была Джеку по плечо.

— Думаю, пора одному из вас, ребята, объяснить поподробней то, что случилось вчера ночью. Можешь начать с того, почему ты нас бросил, Джек, и продолжать с этого места.

Джек вкратце повторил то же оправдание, которое услышала Клер прошлой ночью:

— Эти парни — Опиумная Пятерка, так вы их называете? — думали, что я нарочно держу местонахождение мака в секрете, чтобы получить все деньги самому. Как только они поняли, что я ни черта не знаю, они отпустили меня и пошли дальше в Аруначал-Прадеш, где некоторые из них связаны с освободительным движением… — Его взгляд тревожно метнулся в сторону Клер, ожидая, что она подтвердит или опровергнет его историю.

— Ты можешь оставить нас вдвоем на пару минут, Бен? — спросила она.

— Ты уверена, что это разумно?

— Мне всего лишь нужно прояснить кое-что с Джеком, задать ему несколько семейных вопросов.

Довольно неохотно Бен все же согласился выйти.

— Но я буду поблизости.

— Не могу поверить, что осталось что-то, чего ты еще не спросила, — сказал ей Джек, когда шага Бена затихли на засыпанной гравием дорожке, — или не потребовала тебе рассказать. Сколько еще скелетов ты намерена выкопать?

Она покачала головой, сама не уверенная в том, как много еще желала знать.

— Я просто… Мне просто хотелось спросить, обсуждал ли когда-нибудь твой отец то, что случилось наутро после убийства?

Он пожал плечами.

— Алекс была слишком маленькой, чтобы что-то помнить, а у него самого в воспоминаниях о той ночи было очень много пробелов, что неудивительно. Он помнил, как Магда заперла их в доме и взяла слово молчать обо всем, как потом на следующий день приехала полиция. Возможно, Риверс помогал ей закапывать его, кто знает? Моего отца и Алекс посчитали слишком маленькими и не стали допрашивать.