Порядок в танковых войсках? Куда пропали танки Сталина | Страница: 83

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Сейчас мы можем лишь гадать, насколько правильным было решение Жукова об атаке японцев. С одной стороны, японский плацдарм на фланге действительно представлял собой огромную опасность для советской группировки на восточном берегу Халхин-Гола. «Было ясно, что в этом районе никто не может преградить путь японской группировке для удара во фланг и тыл основной группировки наших войск» [251] . Игнорировать подобную угрозу было более чем рискованно. Много позже и на другом конце Азии, при возникновении во многом аналогичной ситуации во время так называемой «Войны Судного дня» 1973-го египетское командование не придало должного значения плацдарму, захваченному десантниками Ариэля Шарона. И в итоге переправившиеся через Суэцкий канал главные силы наступавших египтян были отрезаны и окружены, а война закончилась очередным поражением арабской коалиции.

С другой же стороны, танковая атака, особенно в том виде, как это происходило 3 июля на горе Баин-Цаган, на тактическом уровне привела лишь к большим потерям атаковавших. «Раздавленная японская дивизия» [252] , увы, существовала лишь на словах.

Однако, кроме тактического, был еще и оперативно-стратегический уровень. Сам факт атаки советских танкистов нарушил планы японского командования. В условиях, когда к плацдарму уже стянуты резервы противника, продолжение наступления к советским переправам без усиления выглядело слишком рискованным. Японское командование могло лишь гадать, насколько сильно им удалось потрепать советские мехчасти, и не имело информации, найдутся ли у русских новые «козыри в рукаве». Усилить же группировку на Баин-Цагане японцам было фактически нечем — их силы в районе конфликта были ограничены, и все они к этому моменту были уже введены в бой. Оставаться на месте тоже было слишком рискованно — переправа к горе Баин-Цаган была единственным мостовым комплектом, имевшимся в распоряжении японского командования. Одно-единственное удачное попадание советского снаряда или авиабомбы оставляло части на плацдарме в захлопнувшейся мышеловке.

В этих условиях вечером 3 июня японское командование приняло решение об отступлении с западного берега реки Халхин-Гол. Атака 11-й танковой бригады обернулась блефом, но блефом удачным, заставившим противника бросить карты на стол. Увы, подобный фокус мог пройти лишь с неуверенным в своих силах игроком. Летом 1941-го немецкие танковые части, отразив советские атаки, шли с плацдармов не назад, а вперед.

На фоне баин-цаганских потерь 11-й бригады обычно теряется тот факт, что наступление японских танковых частей 2–3 июля также нельзя назвать удачным. Хотя японцам не пришлось бросать свои танки «с хода в бой», еще в первой атаке вечером 2 июля пехота 64-го полка почти сразу же отстала от танков. Кроме штатных «сорокапяток» против танков Ясуоки действовали броневики 9-й мотоброневой бригады и 8 БТ-5 из 2-го батальона 11-й бригады, переправившиеся на восточный берег утром 3 июля — прежде чем бригаду «развернули» на Баин-Цаган. В итоге японцы потеряли 45 танков из 73 участвовавших в атаках, не добившись практически никаких результатов, — если, конечно, не считать за таковые сведения о высоких боевых качествах советских 45-мм танковой и противотанковой пушек. 5 июля японские танковые подразделения были выведены из боя и больше участия в халхин-гольском сражении не принимали.

На третьем этапе конфликта первый ход сделало уже советское командование. Получив из СССР новые подкрепления, в частности свежую 6-ю танковую бригаду, штаб 1-й армейской группы разработал план наступательной операции по разгрому японских войск. Сделать это планировалось при помощи фланговых ударов на окружение, и основную роль в этом должны были сыграть именно подвижные бронечасти.

Наступление началось на рассвете 20 августа. В целом успешное наступление все же не обошлось без проблем, основной из которых стала находившаяся на пути наступления северной ударной группы высота «Палец».

По данным разведки, она оборонялась незначительными (до двух рот) силами японцев. На деле же это был мощный опорный пункт, взять который «с ходу» не получилось, зато у мехчастей северной группы получилось «увязнуть» в бою за нее. Командование северной ударной группой то ли не решилось продолжать наступление, имея на фланге неподавленный мощный опорный пункт, то ли целиком сосредоточилось на выполнении второстепенной «ближней» задачи в ущерб основной — окружению всей японской группировки. Этот эпизод в итоге растворился в общем успехе и не приобрел такую известность, как «лихая» атака 11-й бригады на Баин-Цагане — однако на деле это был ничуть не менее тревожный симптом. «Увлечение ближней частной задачей в ущерб главной цели» — этот «диагноз» повторяется в штабных документах на протяжении всей Великой Отечественной с удручающей регулярностью.

В итоге высоту смогли взять только 23-го августа, задействовав дополнительно два артдивизиона: 76-мм орудий и 152-мм гаубиц. Кроме того, для продолжения наступления застрявшей у высоты «Палец» северной группы был использован резерв советского командования — 9-я мотоброневая бригада. Вечером 23 августа 1939 г. советские подвижные части замкнули кольцо позади основной японской группировки.

28 августа в 21 час по московскому времени комкор Жуков направил Наркому Обороны телеграмму:

«Москва. Тов. Ворошилову

Японо-маньчжурские войска, нарушившие границу МНР, частями 1-й армейской группы и МНР полностью окружены и уничтожены.

В 22.30 28.8 ликвидирован последний центр сопротивления — Ремизовская высота, где уничтожено до трех батальонов пехоты. Остатки —100–200 человек, бежавшие в барханы, уничтожаются в ночном бою.

Граница МНР полностью восстановлена. Подробности особым донесением».

На этой победной телеграмме Жукова Ворошилов наложил резолюцию:

«Тов. Сталину

Направляю только что полученное донесение тт. Жукова и Калугина. Как и следовало ожидать, никаких дивизий в окружении не оказалось, противник или успел отвести главные силы, или, что вернее, больших сил в этом районе уже давно нет, а сидел специально подготовленный гарнизон, который теперь полностью уничтожен» [253] .

Как видно из этой резолюции, высшее советское руководство весьма реалистично оценивало достигнутый в монгольских песках успех. На самом деле ближе к истине была первая догадка Ворошилова — еще 22 августа японцы, пользуясь большими разрывами между наступавшими советскими частями, начали выходить из окружения.

Документы, обобщающие боевой опыт частей 1-й армейской группы, содержали немало тревожных указаний на значительные пробелы в организации боевых действий и боевой подготовке, стократ оплаченные кровью летом сорок первого: «Организация работ по тесной увязке действий танков, пехоты и артиллерии являлась слабым местом в организации боя. Стремление скорее и скорее атаковать и уничтожить противника без трезвого и реального расчета возможности одновременной дружной атаки приводило к топтанию на месте и ряду неудачных атак с большими потерями. Русская старинная пословица „Семь раз отмерь, один раз отрежь“ была забыта многими командирами. Требования уставов РККА о тщательной подготовке и организации атаки зачастую не выполнялись. Очень часто ввод подразделений в бой проходил прямо с марша. Времени на организацию взаимодействия и увязку действий было крайне мало, и танкисты уясняли свою задачу уже в ходе боя. Командиры стрелковых батальонов, как основное звено, организующее взаимодействие, были подготовлены слабо… Действия танков в наступлении без пехоты достигали только уничтожения ряда огневых точек и временного подавления системы обороны противника. При повторной атаке противник вновь оказывал сопротивление… Управление во взводах и ротах осуществлялось только личным примером — „Делай как я“. Флажковая сигнализация себя не оправдала. Для экипажей танков она не видна, а японцы, наоборот, за ней следили и в первую очередь вели огонь по танкам с флажками. Ракеты, как средство целеуказания, не применялись, так как в разгаре боя наблюдать за полетом ракеты было очень сложно… Танковая радиостанция 71-ТК в бою использовалась мало. Во время боя все внимание сосредотачивалось на противнике и ведении огня, каждая секунда дорога и стоит жизни экипажам и танку. Микрофон же на груди мешает работать, путается, а заниматься настройкой и переключением некогда…» [254]