- Но привыкнуть так тяжело.
- Я знаю, - сказал скрипач.
Лиз опустила взгляд на свои сапоги, словно пыталась понять, что это с ней происходит. Скрипач осторожно загасил самокрутку и положил окурок в карман. Поднял скрипку и начал играть.
И в его музыке Лиз столько всего услышала! Голос отца и голос матери. Голоса дяди и тети, голоса ее учителей. Голос полисмена, который обвинил ее в краже. Все они корили ее, твердили, что она скверная, и Лиз сама в это поверила и стала стараться такой и быть.
Но когда Лиз закрыла глаза и вслушалась в музыку внимательней, в голове у нее, словно волны, всплыли другие образы. Дядина ферма представилась ей местом, где встречаются два мира. Мир новых людей, ее мир, - и мир тех, кто жил здесь прежде. Первые здешние поселенцы - прежние люди.
То, что для мира новых людей лишнее, в старом мире находит себе место, объясняла музыка. И в здешней части старого мира хранитель таких находок как раз и есть вот этот скрипач с лицом кролика, человек, не имеющий имени. Он хранит брошенные новым миром вещи - например, этих карусельных лошадок: ночью они спят, а днем носятся по полям. Лиз понимала, что когда она была в своем мире, то не могла увидеть их в амбаре, хотя на самом деле они тут были. Люди прежнего мира всегда рады тем, кого бросили: одним они дают приют у себя навсегда, другим - только на время, пока те не оправятся и не смогут спокойно жить дальше.
Лишние. Брошенные. Как она.
Все происходившее было непонятным волшебством, и неважно, чудилось Лиз все это или разыгрывалось на самом деле. Они - эти прежние - были такие, какие они есть, вот и ей надо быть такой, какая она есть. Просто стать лучше, но оставаясь самой собой, а не той, какой ее хотят видеть другие. Не той, какой она была до сих пор - скрючившейся под тяжестью своей вины и обозленной на других.
Лиз вздохнула, когда музыка смолкла. Подняв голову, она увидела, что скрипач опять отложил скрипку в сторону и, снова взяв нож, принялся мастерить что-то из куска дерева, как делал, когда она пришла.
- Что это за музыка? - спросила Лиз.
- Я услышал ее от первых новых людей, которые здесь появились, один из них и подарил мне скрипку.
Лиз никогда не слышала, чтобы скрипка пела так, как эта. Ее звуки поражали глубиной. Когда Лиз слушала хеви-метал, его оглушительный грохот как будто забивал все ее чувства внутрь, а эта музыка, наоборот, извлекала их наружу, чтобы она могла поразмыслить над ними.
- Звучит как-то… совсем по-особому, - сказала Лиз. Скрипач кивнул.
- Хотя надо к этой мелодии кое-чего добавить. - Он поднял свое изделие и стал осматривать под лампой. - Ну вот, кажется, то, что надо.
Он вынул из кармана вторую деревяшку, такую же, как первая, и, зажав обе между пальцами, потряс рукой. Деревяшки ритмично зацокали друг о друга, и их щелканье отозвалось в амбаре звучным эхом.
- Вот, - сказал скрипач, вручил Лиз деревяшки и показал, как их надо держать. - Ну-ка попробуй.
- Что это такое?
- Кости. Деревянные кости. Их обычно вытачивают из ребер животных, но мне нравится, как щелкает дерево, поэтому я делаю их из ребер этого старого амбара.
Когда Лиз попыталась тряхнуть рукой так, как делал скрипач, одна из костей сразу упала на пол. Лиз сконфуженно замялась. Подняв упавшую кость, она хотела вернуть обе скрипачу, однако он покачал головой.
- Но у меня они все равно не щелкают, - сказала Лиз.
- Потому что ты еще и не пробовала как следует. Возьми их себе. И упражняйся. Все на свете требует усилий - чтобы с ними дело пошло, надо потрудиться.
«Так и с жизнью», - подумала Лиз и зажала кости пальцами.
- Ладно, - сказала она, - буду упражняться.
- Правильно, - улыбнулся скрипач. - Старайся, хоть это и трудно. Пусть боль тебя закаляет, а не изматывает. Это не всегда легко, но зато…
- Зато потом, когда научишься, будет легче.
- Вот именно! Тебе пора!
- Но… - хотела возразить Лиз.
Однако не успела она ничего больше произнести, как голова у нее закружилась. Она закрыла глаза. А когда открыла их, оказалось, что она стоит перед дядиным домом, в глаза ей бьет свет фонаря, освещающего двор, а в руке она сжимает две деревянные кости. Она повернулась посмотреть на старый амбар - на холме было темно и тихо.
«Приснилось?» - спросила она себя. Неужели все это ей приснилось? Ну а кости? И она подняла руку, разглядывая, как они блестят.
- Я увижу тебя еще когда-нибудь? - спросила Лиз.
- Станешь искать и найдешь, - сказал ей на ухо тихий голос. - Прислушаешься - и услышишь.
Лиз вздрогнула и круто повернулась, но вокруг никого не было. Зажав кости между пальцами, как делал скрипач, Лиз выжидательно тряхнула рукой. Опять ничего не получилось. Но ее это не обескуражило. Она не сдастся. Она будет добиваться. И с костями. И со всем прочим.
Когда я только начинал писать, я уже знал, что хочу работать в жанре фантастики, однако думал при этом, что фантастические сюжеты могут разворачиваться только в других мирах - не там, где обитаем мы с вами.
По мере того как я набирался опыта, я понял, что заблуждался, и убедился, что меня увлекает сочинение историй, происходящих здесь и сейчас, но с вкраплениями элементов фантастики, которые как будто заглядывают в гости.
То, что я пишу сейчас, я называю «мифологической прозой» - этот термин, по моему мнению и по мнению моей приятельницы Терри Уиндлинг, больше всего подходит к нашему творчеству. Мы считаем, что если наши сочинения надо относить к какому-то определенному жанру, то лучше всего избрать для них именно такое определение.
Что же мы подразумеваем под «мифологической прозой»? Повествование, в основном сходное с обычной литературой, но использующее для оживления темы мифы, народные предания и фольклор.
Как бы мне ни нравилось резвиться на улицах современных городов, иногда я не прочь вернуться к фантастике, связанной с иными мирами. Пример тому - рассказ «Непригляное дитя».
Троувы, о которых в нем говорится, взяты из шетландского* [Шетланд - графство в Шотландии.] фольклора, но я позволил себе вольность и наделил их такой же боязнью солнца, какую испытывают их более известные родственники - скандинавские тролли. Поэтому и в моем рассказе троувы замирают на месте, застигнутые рассветом, и могут вернуться в свои норы только после захода солнца.
Я больше не малое дитя,
И легче мне стало, спасибо!
Ведь бремя исчезло,
Которое я Так долго и трудно носила.
Элли Шиди. «Мир Человека»
Тетчи познакомилась с Татуированным в ту ночь, когда с гор спускались дикие собаки. Она сидела, притаившись среди корней высокого, узловатого и, судя по всему, очень старого дерева, присматриваясь и наблюдая, как обычно в первые часы каждой ночи. Тетчи прикорнула на мягком мху - под головой узелок, а сама закуталась в старый плащ, чтобы было теплее. Листья с приютившего ее дерева еще не опали, но в воздухе уже пахло зимой.