– Милые мои! – вдохновенно воскликнул я. – Главное сейчас, чтобы Леха согласился расстаться с тара… жуками!
Склочницы замерли.
– Он может заартачиться? – с тревогой спросила маменька.
– Верно, – кивнул я.
– Но почему?
– Все народные целители очень странные, – я мигом нашел нужный аргумент.
– Точно, – подхватила Кока, – Нико, помнишь того деда из Рязани, который убирал целлюлит горячим кирпичом?
Маменька кивнула:
– Мерзкий тип! Мы ехали к нему по ужасной дороге, тряслись по колдобинам! Так он нас даже в дом не впустил! Вышла какая-то бабища в опорках и рявкнула: «Вас не примет». Ничего не помогло!
– Вот, – еще больше обрадовался я, – Одеялкин из той же породы. Еле-еле уговорил его со мной поехать.
– И сколько стоит его визит? – настороженно поинтересовалась Николетта.
Я сделал озабоченное лицо:
– Очень, очень дорого. Позволь не озвучивать вслух цену, это мой подарок тебе. Извини, Николетта, я не мог подойти к телефону, встречал целителя, уже говорил, все они почти невменяемые люди. Алексей, например, категорически не выносит телефон, вот и пришлось…
– Что ты, милый, – голосом сладким, словно мед, пропела Николетта, – экая ерунда, я приехала на такси, не платила за него, с шофером договорился дежурный по аэропорту. Ты лучше объясни, как нам сейчас следует поступить, чтобы получить молодильных жуков?
– Главное, изобразите, будто вам неизвестно, для чего они существуют, – бодро заявил я, – остальное моя забота.
Не успел Леха сесть в гостиной в кресло, как Николетта ринулась к бару вытаскивать бутылку элитного коньяка, а Кока бросилась убирать с большого стола вазу с цветами.
– Которая твоя мать? – шепотом спросил Одеялкин. – Во, совсем одинаковые бабы.
– В розовом, – тихо ответил я, – худая блондинка.
– Они обе такие.
– Та, что с бутылкой.
– А вторая кто?
– Ее подружка, Кока, – пояснил я.
– Ваще, блин, – выдохнул Леха, – издали девочки, вблизи жуть!
– Чай, кому чай? – заголосила Тася, вталкивая в гостиную столик на колесиках. – Заварочка свежая, вчерашнюю, хоть она и хорошая, я вылила!
– Оставь нас, – процедила Николетта прислуге, – я лично поухаживаю за дорогими мальчиками.
Тася разинула рот и глянула на меня, я осторожно пожал плечами.
– Че, сами кипяток нальете? – не успокоилась домработница.
– Да, – каменным голосом сообщила маменька.
– Так не сумеете, обваритесь.
– Ступай прочь, – попыталась улыбнуться Кока, – мы похозяйничаем.
– Ладно, ладно, – загудела Тася, – когда лужу подтирать надо будет, кликните. Или сразу швабру принесть?
Кока застонала и прикрыла глаза рукой, Николетта, покраснев, рявкнула:
– Испарись!
Тася не спеша, вразвалочку удалилась.
– Уж извините, Алексей, никак не могу обучить бабу, – затараторила маменька, – столько лет воспитываю, но не прививается интеллигентность к дереву простонародья. Вам чай?
– Спасибочки, – кивнул Одеялкин, – с удовольствием выпью из ваших ручек.
Я отвернулся к буфету. Надеюсь, маменька не поймет фразу буквально и не станет черпать кипяток ладошкой.
– Вам какой? – продолжала ухаживать Николетта. – С лимоном? Или бергамотом?
– Лучше обычный, – пояснил Одеялкин, – мы к изыскам не приучены, простые люди, из провинции.
– Вне Москвы чистая аура, – ожила Кока, – чем дальше от столицы, тем светлее душа.
– Ваша правда, – кивнул Леха, – москвичи грубые, заносчивые и за счет деревни жируют. Не сеют, не пашут, а хлебушек едят.
Николетта с раздражением дернула плечиком, маменьке явно не пришлось по вкусу, что Одеялкин согласился с Кокой.
– А зачем вы прибыли в столицу? – спросила она. – Наверное, хотите что-то продать?
– Нет, – отмахнулся Леха, – во, коробочка, видите!
– Ой, – взвизгнула Кока, – что это?
– Алексей приехал в НИИ, – спешно ответил я, – его там изучают, это аппарат, постоянно снимающий кардиограмму.
Николетта и Кока понимающе переглянулись.
– Ясно, – хором ответили они.
Воцарилась тишина, прерываемая лишь хлюпаньем. Это Одеялкин, решив проявить воспитанность, пил чай из блюдца.
– А что у вас в банке? – кинулась в атаку Кока.
– Дык…
– Ричард, Мэри, Мартин и их родственники, – быстро сказал я. – Жуки!
– Жуки? – вытаращил глаза Леха.
– Жуки, – твердо повторил я и наступил непонятливому Одеялкину на ногу. – Жуки.
– Ах да, – закивал Леха, – верно, жуки! Правда красивые?
– Очень! – закричала Николетта.
– Потрясающие, – взвизгнула Кока.
– Необычайные.
– Шикарные.
– Восхитительные.
– Сногсшибательные.
– Умопомрачительные.
– Оригинальные.
– Поразительные.
– Волшебные.
– Фантастические.
Воцарилось молчание, у дам иссяк запас эпитетов. В наступившей тишине послышался скрип, в гостиную заглянула Тася, явно подслушивавшая под дверью. Слегка прищурившись, моя бывшая няня, а нынче горничная, повариха и домработница в одном лице, обозрела банку и, вымолвив: «Ну и страшилища, прости господи», вновь исчезла.
– Нам очень нравятся ваши жучки, – дрожащим голоском произнесла Николетта.
– Это Мэри, – пояснил Леха, – та, что с золотой отметиной.
– Продайте ее мне, – жадно воскликнула маменька, – вместе вон с тем, который с красным пятном.
– Мартином, – улыбнулся Одеялкин.
– Да, да, – затрясла кудрями Николетта.
– Почему их тебе? – возмутилась Кока. – Мне тоже надо. Хочу Мэри и Мартина.