— Именно так, Феликс Эдмундович! Это неслыханно, невообразимо, но факт!
— Что же сталось с ней далее?
— Увы… Я сделал вынужденную остановку в Белгороде, они же с дочерью отправились дальше. Больше я о ее судьбе ничего не знаю.
— Куда направлялся поезд?
— В Крым. Так что, возможно, этой необычайной женщины уже и нет в России. А жаль! Было бы крайне интересно исследовать ее феномен.
— Что ж, можем проверить. Не исключено, что ваша чудесная незнакомка все — таки осталась в стране.
— Кто знает. — Дехтерев развел руками. — Пожалуй, сейчас этого уже не выяснить.
— Ну что вы, в самом деле, меня обижаете, — улыбнулся Феликс Эдмундович. — Конечно, если б вы назвали ее имя, фамилию, дали мне фотопортрет, поиски заняли бы меньше времени. — Отчего ж, извольте. Это дочь известного инженера — изобретателя Михаила Викентьевича Кречетникова — Татьяна.
— Татьяна Михайловна Кречетникова?
— А портрет… Я, знаете ли, в юности недурственно рисовал. Даже собирался поступать в Строгановку, так что, пожалуй, смог бы изобразить…
— Это очень облегчило бы поиски. — Дзержинский коснулся плеча шофера. — Приехали. А в будущем, уважаемый профессор, обращайтесь ко мне. Если вдруг появится какая — нибудь нужда — без всяких церемоний. Я распоряжусь, чтобы на Лубянке для вас был заготовлен особый пропуск.
Начало мая 1924
Датский пароход «Тихо Браге» прибыл в Ленинград.
Красноармеец смерил беглым взглядом очередного пассажира и поднял деревянную перегородку:
— Следующий!
Ему, молодому пограничнику, не внове было видеть приплывающих в Советский Союз иностранцев, и потому он без суеты, спокойно открыл паспорт заморского гостя и принялся сличать фотографию с оригиналом.
«Ничего не скажешь — похож. Скорее блондин, чем русый. Глаза синие… Настоящий скандинав».
— Шпрехен зи дойч?
— Я, я! — подтвердил иностранец на немецком и тут же перешел на вполне сносный русский. — Однако я могу говорить и по — русски.
Проверяющий с облегчением вздохнул. Конечно, пять классов гимназии давали ему немалое преимущество перед коллегами, и все же его немецкий оставлял желать лучшего.
— Ваши имя — фамилия?
— Нильс Кристенсен.
— С какой целью приехали в Советский Союз.
— Я врач, представитель Красного Креста. Вот мое удостоверение. — Датчанин с улыбкой достал из внутреннего кармана безукоризненного твидового костюма небольшой документ в твердой обложке. — Занимаюсь психологическими травмами. Всякого рода военные и поствоенные шоки, истерии, нервные расстройства… Вы понимаете меня?
«Кристенсен… Кристенсен… Кажется, в Дании недавно был такой глава кабинета министров. Возможно, родственник. Ишь, какой лощеный! Нервное расстройство… Побывал бы здесь лет пяток назад — сам бы расстроился до конца дней. Ну да ладно, документы, кажется, в порядке».
Красноармеец приложил руку к фуражке:
— Добро пожаловать в Союз Советских Социалистических Республик! Успешной работы! Не забудьте, прибыв к месту прохождения вашей командировки, встать на учет в соответствующем отделе ГПУ.
«Тот, кто знает, куда хочет идти, не уйдет далеко».
Наполеон Бонапарт
Начало мая 1924
Молодцеватый подтянутый господин с подкрученными рыжими усиками спешил к вагону, около которого стоял генерал Згурский. Мужчина был одет в штатское, но, судя по выправке, он не слишком давно сменил офицерский мундир на партикулярный костюм.
— Разрешите представиться, штаб — ротмистр, граф Комаровский! — отрапортовал встречающий.
Он сделал знак шедшему следом носильщику, и тот споро подхватил увесистый саквояж почтенного господина.
— Рад знакомству, — протянул руку Згурский.
— Авто ждет. Желаете прежде отдохнуть?
— Не будем тянуть. Сразу к делу. В поезде я и так потерял много времени. Ваше мнение о господине Шведове? — вновь заговорил генерал, когда мотор двинулся с места.
— Боевой офицер. Мне доводилось слышать о нем еще в годы войны. Шведов был самым молодым командиром артиллерийского дивизиона императорской армии.
— Лестная характеристика. Но меня сейчас интересует другое. В конце концов, такие красные военачальники, как полковник Вацетис, Каменев, или же мой старый боевой товарищ по Мингрельским гренадерам, Шапошников, тоже были весьма дельными офицерами.
Граф Комаровский вздохнул, не в силах оспорить очевидное. Лишь на плакатах времен революции и гражданской войны красные радикально отличались от белых и наоборот. Непредсказуемая реальность словно издевалась над расхожими мнениями. Против власти рабочих и крестьян сражались крестьянский сын Деникин, казак бурятской наружности Корнилов, а за нее шли в бой офицеры и генералы, чей дворянский род насчитывал не одно столетие. И что хуже всего — по обе стороны воевали вчерашние боевые товарищи, те, что в прошлом делили один блиндаж, одну шинель.
— Подполковник Шведов был замешан в деле профессора Таганцева в двадцать первом году. Тогда ему инкриминировалось руководство боевой организацией в Петрограде.
— Как ему удалось уйти? — спросил Згурский.
Штаб — ротмистр кивнул, он ждал этого вопроса.
— По его утверждению, во время активных поисков его прятала жена одного крупного питерского чекиста, с которой он состоял в близких отношениях.
— Понятно. То есть вполне может быть, что на деле никакой боевой организации и не было, что данный чекист, узнав о столь пошлом адюльтере, решил избавиться от соблазнителя, подведя его под революционный трибунал.
— Шведов и сам утверждает, что никакой боевой организации не было, что все дело высосано из пальца. Но, по его словам, муж ни о чем таком не догадывался. Шведов и сейчас беспрепятственно воспользовался услугами этой влиятельной дамы. В первый раз подполковнику удалось незаметно перейти финскую границу у Сестрорецка, что создало ему известную славу в кругах, близких к генералу Кутепову. Но, как я уже говорил, он храбрый офицер. Побег — тем более при таких странных обстоятельствах — смущал его самого. Он жаждал мщения и готов был участвовать в «акциях прямого действия» против руководства большевиков.
— Прежде господа революционеры стреляли в главу державы, теперь мы стреляем в господ революционеров. То же конспираторство и эсеровщина. Глупо — с.
— У них это дало плоды.
— Плоды дало совершенно иное. Всем нашим вождям стоило бы почитать труды господина Ульянова. Врага надо знать — этому учат в Академии Генерального штаба. Знать, будь то Мольтке, Бонапарт или же товарищ Ленин. Что касается последнего — его недавняя смерть повышает наши шансы на успех. Мы должны воспользоваться сумятицей, которая неизбежно возникнет при дележе наследства. Тем более столь необъятного, как власть над Россией.