Людовик Толстый исподлобья глядел на ждущее приказа войско. Многоцветье гербовых щитов и вымпелов, реявших над шлемами рыцарей, очень радовало глаз, однако порождало мрачные раздумья. Как ни велико казалось число храбрецов, поспешивших во всеоружии на зов короля, остановить угрозу, идущую и с востока, и с запада, сил было недостаточно.
— Сугерий, — король подозвал аббата Сен-Дени, восседающего рядом на длинноухом мохнатом испанском муле, — как я и говорил, главный враг находится в Клерво. Мы должны сровнять с землей это чертово аббатство и вздернуть возмутителя спокойствия на первом же суку. Время переговоров и хитрых шагов прошло. Я оставлю тебя в Париже — ты возглавишь его оборону. Уверен, как полторы сотни лет назад, так и сегодня норманны придут штурмовать столицу. Доблесть защитников, твоя мудрость и Божье попечение — словно милость святой Женевьевы в те далекие времена — спасут его. Я верю в это. Ты должен будешь продержаться, пока я не вернусь, разгромив шампанцев, и ударю в тыл изменникам-нормандцам.
— Возлюбленный сын мой, — перебирая четки, вздохнул аббат Сугерий, — стены Парижа нынче, увы, немногим лучше, чем в те горестные для всякого француза годы, но доблесть горожан не сравнима с той, что была прежде. Эти лавочники поспешат сдаться, если враг, став у ворот, пообещает ограничиться выкупом и не грабить их погреба.
— У нас нет иного пути, Сугерий. Ты должен призвать Господа на помощь и с именем Божьим на устах удержать столицу. Сам видишь, я не могу оставить тебе войско. Здесь вполне хватит, чтоб сокрушить шампанцев, но если я разожму железный кулак, мятежники легко переломают мне пальцы.
— И все же, Людовик, восторжествуешь ли ты над врагом, если он ударит тебя в самое сердце?
Король нахмурился и упрямо поглядел на святого отца. Тот говорил правду, но признавать верность его слов королю не хотелось.
— Быть может, капитан ди Гуеско рассудит наш спор? — нашелся он. — Быть может, часть боговдохновенной мудрости Святейшего Папы, как луч, испускаемый солнцем, осветила его искусный в военном деле разум?
— Не мое дело советовать королю, — гарцевавший неподалеку офицер папской гвардии поднял брови, — но если бы меня спросили: «Дон Анджело, как бы ты действовал в такой ситуации?» Я бы ответил, что только дурак в подобном деле идет туда, где его ждут во всеоружии.
— Что же это означает? — Король дернул щекой.
— Мятежники уверены, что вы ударите в Клерво. Скорее всего ни святоши Бернара, ни моего легата, ни графа Шампанского в обители нет. Лично я на их месте устроил бы там ловушку, и когда вы направитесь к аббатству, отрезал бы вам дорогу назад.
Король промолчал. Он и сам опасался такого поворота событий, но надеялся, что стремительность нападения не позволит шампанцам действовать продуманно.
— Вы позволите мне умолкнуть? — видя, как меняется выражение лица монарха, спросил Майорано.
— Нет, говори! Я желаю, чтоб ты сказал все, что сочтешь нужным.
— Как прикажете, монсеньор. Так вот, я бы ударил по Нормандии.
— Почему же?
— Потому что они только и ждут, когда вы отвернетесь, чтобы атаковать вас с тыла. Раз они готовы воткнуть нож в спину, значит, вряд ли готовы к каким-либо иным маневрам. Я слышал, будто французы ожидают помощи из Аквитании?
— Если, невзирая на интердикт, Господь на нашей стороне, то мы дождемся ее, — мягко ответил аббат Сугерий.
— Кто знает, — сжал губы король.
— Полагаю, никто не знает. Уж, во всяком случае, надеюсь, что нормандцы осведомлены об этом не больше вашего.
— Может, и так. Но что с того? — уже явно заинтересованный, заторопил Людовик.
— Какую крепость или замок вы сочли бы удобными для соединения с войском герцога Аквитанского?
— Монтурлен, — после короткой задумчивости ответил король.
— Вот и пошлите отряд осаждать или брать на копье этот самый Монте… — ди Гуеско щелкнул пальцами, — не важно. Кстати, также не важно, возьмут они замок или просто будут топтаться возле него. Главное — чтобы вся округа знала, что со дня на день там ожидается подход аквитанцев, а вы остались в Париже, дабы защитить столицу.
— Ну и что это нам даст?
— Возможно, аквитанцы и впрямь придут. И это значительно облегчит вашу задачу. Но, вероятнее, нормандцы пожелают разгромить ваш отряд до прихода помощи, а потому бросятся туда. В этот момент самое время поразить их в сердце, сровнять с землей столицу, сжечь как можно больше замков… Во всяком случае, Роже д’Отвилль, не так давно уступивший вам это герцогство, сделал бы именно так. В свое время мне пришлось служить ему, и поверьте, он бы не остановился, пока не превратил логово врага в пепел.
— Разумно, — усмехнулся Людовик. — Клянусь плащом святого Мартина — весьма разумно. Но что же делать с шампанцами и этим бесноватым аббатом?
— Если монсеньор пожелает, я обещаю, что шампанцы не сунутся в ваши земли, покуда вы станете громить мятежников Нормандии.
— Вот даже как? — поразился король. — Это было бы очень любезно. Я готов послать с вами отряд графа Блуа. Это один из моих лучших военачальников.
— О нет, монсеньор! Никаких графов. Я дал обет никогда не сражаться под знаменами сеньоров, обладающих титулом выше моего. Даже если такие действия приводили к победе, для меня они заканчивались печально.
— Ладно, тогда бери кого хочешь.
— Благодарю вас, монсеньор. Смею надеяться, вы не пожалеете об этом. Мне понадобятся несколько десятков рыцарей, из самых захудалых, а также все те, кто ожидает казни в тюрьмах Иль-де-Франс.
Рыцарь недовольно поглядел на отца:
— Батюшка, но ведь это мой долг как вассала — по зову сюзерена прибыть под его знамена, как только объявит он о своем желании начать войну.
— Какая может быть война?! — Старый барон ходил из угла в угол, меряя замковую комнату шагами. — Уже осень: скоро пойдут дожди, развезет дороги.
— Когда ты был в Святой Земле, разве жар пустыни, песок и камень могли остановить тебя?
— Не сравнивай! — оборвал его отец. — Тогда у нас была священная цель. А здесь… Мне не нравится то, что говорит этот аббат, и я не ведаю, почему ты должен проливать кровь ради его нелепых речей.
— Они полны благочестия…
— Ерунда, — барон подошел к сыну, — никакое благочестие не отменяет покорности королю.
Рыцарь вздохнул:
— И все же, отец, мне представляется, что ты просто опасаешься разбойников, которые повадились безобразить в округе.
— Хорошо, что не сказал «боишься», — хмыкнул барон. — Твои слова — вздор! Тоже сказанул, «безобразят»… Безобразить — это украсть корову у виллана или завалить девку в придорожных кустах. На худой конец ограбить купца, следующего на ярмарку. Ты слышал, что было в Жануа? А в Клери? А в Бонфонтене?