— О подрыве речи не идет, — ответил Гас, качая головой, хотя все же и удостоил свою команду кривой усмешки. — Не при таких обстоятельствах, когда у нас полностью отсутствует лучевое оружие, которое они наведут на нас без малейшего зазрения совести. Но, — он подождал, пока схема обычного буксира не высветилась на экране у него за спиной, — чем оснащен буксир? Большим двигателем для нормального космического пространства с мощной энергетической установкой и удобоваримым для гуманоидов гравитационным полем. Оснащение разведывательных кораблей-шахтеров приблизительно такое же, лишь с небольшим лазером для взятия образцов. Так что нет смысла вести неравные бои с военными кораблями. — До него донесся прокатившийся по доку всеобщий вздох облегчения. — Но все же… — он поднял вверх один из узловатых пальцев, — есть кое-какие вещи, которые мы можем сделать.
Затем он схематично обозначил необходимые изменения на экране у себя за спиной. Довольные, с хитрецой улыбки сменили нахмуренные брови, когда он объяснил, какая стратегия будет при подобных обстоятельствах наиболее эффективной.
— Эй, подожди, — крикнула Шабла. — У меня есть муж — ну, на самом деле даже два на этой консервной банке. Ты хочешь, чтобы я оставила их здесь, пока она будет оккупирована?
— Именно так, — заявил Гас, выдерживая ее взгляд. — Ну, и что же, черт возьми, ты можешь сделать для них, оставаясь здесь? Протянуть ноги? Начать перестрелку в коридоре и нарушить герметичность корпуса? Вдали отсюда у нас есть возможность сделать хоть что-то ради спасения наших шкур. И жизней тех, кто остается здесь. Кто согласен со мной?
Одобрительные возгласы едва не перешли во всеобщие овации.
«Он действительно гораздо более привлекателен, когда не думает о флирте, — мрачно подумала Чанна. — Или когда работает». Чем он и занимается в данный момент.
— И уже так долго, — пробормотала она про себя.
Амос обернулся к ней.
— Что-то тебя волнует, Чанна? — Он улыбнулся. — Кроме нашей возможной скорой кончины?
Она ответила ему желчной улыбкой. «Он вспомнил об этом, — подумала она, — как раз когда я увлеклась настолько, чтобы выбросить все грустные мысли из головы. Что ж, раз мы все можем погибнуть, почему бы мне не решиться на этот шаг?»
— Это начинает доходить даже до меня. Я чувствую себя… такой одинокой.
Его глаза зажглись, и необыкновенно легкое тепло разлилось внизу ее живота. Амос поднялся со своего места и сел рядом с ней, чтобы их бедра слегка соприкоснулись. Он взял ее руку в свои.
«О-о-о, — подумала Чанна. — Если бы это демонстрировалось по головидению, все полотенца в доме стали бы мокрыми от слез».
— Ты не одинока! Я с тобой, — сказал он проникновенным голосом.
Час спустя развитие событий дошло до той точки, когда они, взявшись за руки, переместились в комнаты Чанны. «И пошел Симеон вместе с его мнением к черту, — подумала она. — Я собираюсь получить удовольствие».
Они были раздеты уже на три четверти и распалились еще больше, когда Симеон имитировал стук в дверь и кашлянул из гостиной.
— Симеон-Амос, сюда идет Рашель. — Его голос был нейтральным, но Чанна с яростью подумала, что различает в нем едва сдерживаемый смешок.
— Что?! — бессильно вскрикнул Амос, в то время как они моментально сели, вытянувшись по струнке.
— Сюда? — переспросила Чанна. — Что ты имеешь в виду под словом «сюда»?
— Она в коридоре, снаружи, — жизнерадостно сообщил Симеон. — Впустить ее?
— Минуточку, — безнадежно изрек Амос, вскакивая с постели и спешно собирая одежду.
— Это мое, — заявила Чанна, вытаскивая из кучи свою рубашку.
Амос стрелой вылетел из ее комнаты, открыл дверь в свое жилье, бросил туда одежду и побежал к дверям гостиной. Поняв, что на нем надето одно белье, он бегом вернулся в свою комнату, схватил одежду и попытался натянуть ее через голову, врываясь обратно в гостиную. Рукава завязались и запутались настолько безнадежно, что ему показалось, что комбинезон ожил и начал ему сопротивляться.
Чанна закатила глаза, вздохнула и отправилась в ванную.
— Холодный душ и полотенце, — сказала она аппаратуре. «Все, что мне было нужно для полного счастья, так это Рашель под дверью», — подумала она.
Амос сделал глубокий вдох, наконец-то натянув на себя комбинезон.
— Почему я так нервничаю? — спросил он у самого себя. — Мне никому не надо отчитываться за свои поступки. Надо мной нет никакой власти. — С другой стороны, Рашель могла закатить ужаснейшую сцену. Но по крайней мере ее разгневанный отец, брат, дядя или кузен едва ли ворвутся сюда с охотничьими ружьями, чтобы разрядить их в него.
Он пошел открывать. Ему удалось отскочить назад как раз вовремя, чтобы избежать удара кулака Рашели, направленного в дверь гостиной.
— Рашель! — выпалил он.
Она остановилась, глядя на него. Она тяжело дышала: ноздри раздувались, на бледно-оливковой коже блестел пот.
— Что ты здесь делаешь? — спросила она.
Амос уставился на Рашель в изумлении.
— Тебе прекрасно известно, что я здесь делаю, — ответил он. Амос уже достаточно овладел собой, чтобы говорить с обычно присущей ему вежливой властностью, и теперь видел, что она дрогнула. — Я живу в предназначенном управляющему жилье, потому что являюсь одним из управляющих станцией. Я постоянно и очень усердно учусь, чтобы оправдать возложенную на меня честь. Я же говорил тебе об этом. Я рассказывал всем. — Его глаза слегка расширились — просто оскорбленная святая невинность.
Ее глаза, наоборот, сузились.
— Это правда, Амос, что ты говорил всем. Но ты не сказал мне!
— Ладно, — успокаивающе сказал он, — хорошо, заходи.
Он вежливо положил ладони ей на плечи и подвел ее к кушетке.
— Садись!
Она посмотрела вначале на него, затем на кушетку, словно подозревала в этом какую-то ловушку, перед тем как осторожно присесть на нее. Не отрывая от него взгляда, она похлопала ладонью по месту рядом с ней.
— Тоже садись, — настаивала она.
— Хочешь чего-нибудь из прохладительного?
— Нет. Я жду объяснений.
Он взял черный стул с прямой спинкой, поставил его перед ней и сел. Теперь ее глаза расширились, и она выпрямилась, выглядя еще более оскорбленной, чем прежде, если это еще было возможно.
— Я глубоко извиняюсь, — сказал он, — если обидел тебя, но я был очень занят. — Он не сказал то, что подразумевалось само собой — и она должна была работать, устраивая собрания среди бетелианцев, чтобы помочь им вжиться в свои временные роли. — Я рассказал Джозефу о наших планах и считал, что он должен будет все тебе объяснить.