– Уважаемый, – прошелестело сбоку.
Я повернулся влево и увидел, что дверь третьей квартиры, расположенной у самой лестницы, приоткрылась и оттуда выглядывает милая старушка в розовом халате.
– Вы приятель Ленечки? – загадочно спросила она.
– Скорей близкий знакомый.
– Идите сюда, – предложила бабушка.
Я вошел в крошечную прихожую и втянул голову в плечи. С моим ростом трудно в малогабаритных квартирах, легко стукаюсь лбом о люстры.
– Федор отвратительный грубиян, – застрекотала старушка, – маргинальная личность, тунеядец, нигде не работает, у метро бутылки собирает, ясное дело, он завидовал Ленечке. Тот Федору пару раз денег в долг дал, а потом понял, с кем имеет дело, и перестал оказывать помощь, а Федор обозлился и начал мерзости болтать. Не верьте, Ленечка был замечательным, он работал у нашего великого актера Андрея Вяльцева.
– Да? – изобразил я изумление.
– Точно, точно, – закивала бабуся, – приносил мне билеты, очень внимательный мальчик. Денег никогда не брал, протянет контрамарку и улыбается: «Сходите, Надежда Павловна, в кино».
Я всегда бегала, Ленечка приглашал на особые сеансы, премьерные – для своих, двойное удовольствие получается: и фильм поглядишь, и всех звезд увидишь.
– Отчего он умер?
Надежда Павловна вытащила из кармана халата платочек.
– Подъезд наш видели? Западня! Темно, лампочки уроды из восемьдесят первой выкручивают, точно знаю, видела сама. Ленечка по ночам возвращался, оно и понятно, он же с Вяльцевым ездил! Я ему говорила: «Мальчик, не дразни гусей, не ходи в дорогих часах, не размахивай телефоном, сними перстень, время страшное, людей за копейку убивают, помни, где живешь! Сплошные пьяницы». Но Ленечка такой беспечный! Знаете, его тут ненавидели! Окна в машине сколько раз били, это недоумки из семидесятой, я знаю, видела. Вот и допрыгался, бедный. Его ограбили! В подъезде, ночью, тело Катя нашла, она на хлебозаводе работает, шла с ночной смены – и тут труп! Ой, горе.
Еле вырвавшись от милой бабушки, желавшей непременно рассказать о всех «уродах», населявших подъезд, я спустился на несколько пролетов вниз и позвонил в семьдесят девятую квартиру. Похоже, обитатели малопрезентабельной пятиэтажки совершенно не боялись грабителей, дверь распахнулась мгновенно, без лишних вопросов.
– Вам кого? – шмыгая носом, поинтересовался белобрысый мальчик лет двенадцати.
– Катю, работницу хлебозавода… – начал я, и тут же паренек заорал:
– Мамка, к тебе из милиции пришли.
Послышался топот, и из коридора показался еще один мальчик, похоже, первоклассник.
– Петьк, – с огромным любопытством спросил он, – а пистолет у него есть?
– Молчи, дурак, – ответил старший брат и пихнул младшего.
Обиженный ребенок не остался в долгу, он попытался дернуть брата за ухо, и в тесной прихожей началась драка.
– А ну пшли вон, – прогремело из глубины квартиры, потом в пространство, забитое вешалкой и шкафом, вплыла полная фигура в цветастом платье. Бац-бац, толстая рука привычно отпустила две оплеухи, мальчишки, втянув головы в плечи, юркнули в комнату.
– Уж простите, – сказала Катя, – на секунду оставить их нельзя, все время уродуются. У других дети как дети, а мне хрен знает что досталось! Ни отдыха, ни покоя. Проходите сюда, садитесь, чаю хотите?
Из комнаты раздался грохот.
– Сейчас вернусь, – пообещала хозяйка и бросилась на шум.
Я присел на табуретку и огляделся по сторонам. Почти половину жизненного пространства кухни занимал холодильник, а оставшиеся сантиметры были тесно забиты шкафчиками. На подоконнике – из-за отсутствия места хозяйка превратила его в буфет – толпились чашки. Вместо стола была откидная доска, а с веревок, протянутых под потолком, свисало недавно постиранное белье. Бедность тут кричала отовсюду, о ней говорил древний рефрижератор «Саратов», похоже, выпущенный еще до моего рождения, допотопная, громоздкая плита, протертая клеенка и эмалированный помятый чайник. Но на кухне царила чистота операционной, старенькие занавески, прикрывавшие стекла, были накрахмалены, потертый линолеум вымыт до блеска, а красные кружки на подоконнике стояли идеально ровной линией, хозяйка повернула их ручками в одну сторону. Диссонансом в крохотной пятиметровой кухне «звучала» лишь ярко-синяя коробка, на которой золотыми буквами было написано: «Кондитерская Манже». Я хорошо знал, где находится это, если можно так выразиться, кафе. «Манже» – дорогое и модное место, его любит посещать Николетта. Кофе в богато разукрашенном зале подают отменный, а еще там изумительные пирожные, насладиться которыми лично мне мешают два обстоятельства: не особо люблю сладкое и прихожу в ужас при виде цены. Ну из чего надо сделать эклер, чтобы просить за него тысячу рублей? Впрочем, несмотря на хамские цены, в «Манже» всегда толпится народ, там и в будние дни не присесть, а на выходные столик надо заказывать заранее.
«Манже», «Манже»… Кто совсем недавно упоминал об этом заведении? И неужели Катя позволяет себе столь дорогие сладости?
– Еще раз извините, – сказала женщина, протискиваясь через узкую дверь, – чаю?
– Нет, спасибо, – ответил я, – скажите, это вы нашли Леонида Дубовика?
– Охохонюшки, – протянула Катя и пристроилась на крохотном пуфике из искусственной кожи, стоявшем у окна, – вот страхотища! Со смены шла, усталая, еле ноги тащила. Доперлась до подъезда, дверь открыла – темнотища! Снова лампочки вывернули. Во народ! Уж на что нам с Юркой тяжело мальчишек поднимать, муж у меня охранником служит, зарплата маленькая, но никогда не польстимся на чужое!
Не успела Катя произнести слово «охранник», как я моментально вспомнил шикарный подъезд дома, в котором находится офис Вяльцева, и услышал извиняющийся голос одного из секьюрити: «Мы эту Арфу наверх пустили, девка хотела чаевые за доставленные пирожные получить». К Андрею приходила курьер из «Манже», и она по непонятной причине устроила скандал.
– Шагнула в темноту, – продолжала тем временем Катя. – Запнулась, хорошо, за ящики зацепилась почтовые, не упала. И ведь сразу поняла, лежит человек на полу. Только на Соломатина погрешила, ну, думаю, снова набрался, до квартиры не дополз, в подъезде разлегся.
Я молча слушал обстоятельный рассказ. Катя, чертыхаясь, поднялась на второй этаж и позвонила в квартиру Соломатиных, дверь открыла Нинка, хозяйка.