В моем мозгу закопошились обрывки воспоминаний.
– Алексей Николаевич! Николетта с отцом обсуждали его, причем не раз! Была какая-то история с нянькой сына. Вроде жена Оренбургова-Юрского пожалела дальнюю родственницу, взяла ее в дом нянчить своего мальчика, а та отбила супруга у доброй женщины, женила его на себе. Там случилась трагедия! Вспомнил! Мальчик вырос и убил их всех.
Лира стиснула кулаки.
– Нянька – моя мама! И она никого не отбивала!
– Простите, – искренне извинился я, – право, я некрасиво поступил, повторяя сплетни.
– Все было не так, – сердито перебила меня Лира. – А что, люди еще вспоминают то происшествие?
– На чужой роток не накинешь платок! – развел я руками.
– Верно, но я думала, все давно забыто! История случилась черт знает когда! И мама не виновата. А он ответит за все!
– Кто? – потерял я нить разговора.
Лира моргнула, потом сдвинула брови и решительно ответила:
– Вяльцев!
– Андрей?
– Да!!!
– Актер? Звезда телесериалов и прочих лент?
– Именно он! – зло рявкнула Лира. – Я его погублю! И ведь почти добралась до него! Осталось лишь проверить! Совсем близко подошла! А тут с Дубовиком такое! Жуть!
Внезапно Лира захлопнула рот, потом, сделав шаг назад, спросила:
– Если вы не из милиции и не пришли арестовать меня, то откуда взялись? Чего хотите?
– Мы можем сесть?
– Конечно, – кивнула Лира, – идемте в гостиную.
Устроившись в старом, но очень удобном кожаном кресле, я вынул визитку, дал ее Лире и вкратце рассказал о деле Сони Умер.
– Значит, полагаете, Андрея подставили? – протянула Лира, выслушав рассказ. – Насолил он всем крепко, мерзавец. Эх, жаль, я тут ни при чем. Когда найдете автора затеи, позовите меня, с огромной радостью обниму его и спасу от правосудия. Так Андрею и надо! Он это заслужил.
– Вы забываете о несчастной, убитой женщине, Соне Умер, – напомнил я, – и о мальчике Марке, который в раннем детстве остался без родителей.
– Я тоже осталась без родителей, – эхом отозвалась Лира, – ничего, выжила! Не работать бы мне никогда официанткой, будь мама или папа живы! А все он! Андрей!
– Да что вам сделал Вяльцев?
– Более десяти лет назад он убил моих родителей. Подонок!
– Вы ошибаетесь! Андрей молод, он никак не мог совершить то преступление.
– Ха! Юрке здорово за тридцать пять! Просто он щуплый, черты лица мелкие, вот и смотрится мальчиком. Крохотная собачка до старости щенок.
– Юрке? Но Вяльцева зовут Андреем!
– Верно, но он Юра.
– Кто?
– Да Вяльцев ваш распрекрасный! Юрий Алексеевич Оренбургов-Юрский!
Я старательно закивал головой, делая вид, что все понял. Лира внезапно улыбнулась.
– Сейчас объясню, есть, правда, некоторые сомнения… Но, думаю, я не ошибаюсь.
Я притих в кресле, а Лира, сцепив руки на колене, начала рассказывать.
Алексей Николаевич Оренбургов-Юрский был признанным художником. В юности он, как многие, испытывал трудности, поэтому работал литсекретарем, но в зрелые годы обрел материальное благополучие. Картины Юрского, слегка кондовые, по-советски правильные, вызывали презрительную усмешку у диссидентствующих эстетов.
– Только посмотрите на полотно, – говорили они, передергиваясь от отвращения, – «Утро в колхозе», «Урок в сельской школе», «Проводы в армию»! Да Юрский везде ставит в центр композиции одну и ту же женскую фигуру! Просто меняет одежду! Самотиражирование! Ни таланта, ни оригинальности, ничегошеньки у Лешки нет.
Но это было шипением в кустах, официальная критика хвалила живописца взахлеб, на Алексея Николаевича потоком лились награды и премии. А еще Юрский везде успевал, энергия била из него ключом. Художник вскакивал в пять утра, до полудня рисовал в мастерской, потом мчался заседать на каком-нибудь собрании, после летел на открытие выставки коллеги, вечером веселился на вечеринке. Не случалось ни одного светского мероприятия, где бы не мелькала дородная фигура Юрского и не слышался его густой бас прирожденного барина.
– На Лешку давно работают рабы, – зудели заклятые приятели, – он лишь подписывает полотна.
Слухи о чужих талантах, которыми пользуется Юрский, выросли после того, как художник еще начал выпускать книги, сказки для детей.
– Вообще обнаглел, – возмущались теперь еще и писатели, – везде без мыла влез, лижет на самом верху задницы, поэтому и литератором стать разрешили.
Слухов о Юрском хватало, и все они были грязными, зато газетные рецензии пестрели словами «удивительный художник», «талантливый прозаик», «значимое общественное лицо». Похоже, Алексею Николаевичу было наплевать на мнение окружающих, книги и картины он создавал с завидной регулярностью, чем бесил как врагов, так и друзей.
У Алексея были жена Ирина и сын Юрий. Если о главе семьи говорили постоянно, то о супруге сообщить было нечего. Ира не работала, вернее, она числилась смотрителем в одном из московских музеев, но на службе никогда не показывалась. Женщина вела хозяйство, принимая бесконечных гостей. Алексей Николаевич был хлебосолен, домой он возвращался к полуночи и редко не приводил с собой пять-шесть приятелей. Ирина покорно угощала всех, улыбалась и не демонстрировала ни малейшего недовольства. Идеальная супруга, ни разу не поставившая мужа в щекотливое положение, замечательная мать, верная жена.
Представьте изумление окружающих, когда они узнали о внезапной кончине Ирины, совсем еще не старой дамы, полной сил и здоровья.
Официальной причиной смерти был назван рак, но уже через день после гибели Ирины тучами зароились слухи.
– Какая ерунда! – восклицали сплетники. – Она ничем не болела. Вон Сергей Петрович был у Юрского третьего дня дома, Ирина, как всегда, улыбалась.
– Она ему изменяла, – с горящими глазами шептали дамы, – Юрский жену убил.
Еще сильней возбудили толки похороны несчастной, Ирину закопали почти тайком, на второй день после кончины, не предупредив никого о церемонии.