По справедливости, совсем желтым его назвать язык не поворачивался. Местами, как будто прослойками, он выглядел багровым, а иногда смотрелся таким, что мне в голову сразу пришла мысль сравнить его с гноем. Я даже плечами передернул от отвращения.
«Почему так происходит? — гадал я. — В проливе свежий ветер, и почему он не разгонит туман? Почему туман как будто прилип к берегам? Если взглянуть вверх, то и там точно такая же картина. И еще: мы не так давно в него вошли, а ощущение уже такое, как будто бы я не спал уже пару ночей. Причем работая днем не покладая рук, а ночами напролет беспробудно пьянствуя. Неужели Желтый туман тянет силу не только из л'хассов?»
Л'хассы, кстати, пока вели себя хорошо. Это ведь сразу чувствуется, когда они начинают вредничать: корабль дергается всем корпусом или переваливается с борта на борт.
Иногда туман выстреливал длинными языками, по счастью, не долетающими до бортов «Небесного странника». Все молчали — слишком уж серьезной выглядела ситуация, а когда кто-нибудь произносил пару слов, то почему-то всегда шепотом.
Когда далеко впереди показался выход из пролива и нам даже удалось разглядеть клочок голубого неба, корабль внезапно пошел вниз.
«Это конец», — подумал я, и в этот самый неподходящий момент мне вспомнились слова мессира Анвигреста, сказанные им в самом конце разговора: «Я буду знать все, господин Сорингер, абсолютно все».
Тогда я понял его так, что на борту «Небесного странника» у него есть соглядатай. Возвращаясь на корабль, я размышлял о том, кто может оказаться глазами и ушами Коллегии, перебирая всех по очереди, пока не решил — вероятно, мессир просто блефует. И вот теперь, когда корабль резко пошел вниз, я почему-то подумал, что Анвигрест не сможет узнать ничего, прав ли я был в своем предположении или нет.
Глупо, наверное, так думать, когда уже прощаешься с жизнью и когда со всех сторон доносятся крики ужаса. Ожидаемо, самым громким из них был пронзительный визг Мирры. Ища взглядом Николь, чтобы взглянуть на нее в последний раз, я и увидел, как Энди Ансельм крутит кабестан влево.
В жизнь бы не подумал, что я умею кричать так громко.
— Энди! — заорал я так, что мне самому заложило уши. — Ты что делаешь?!
А тот, с невероятным бледным лицом, продолжал его крутить.
Навигатор Брендос оказался возле него одним огромным прыжком. Я даже представить себе не мог, что люди умеют так прыгать, причем безо всякого разбега, с места. Рианель попытался оторвать руки Энди од рукоятей кабестана, но не тут то было: Ансельм уцепился в них так, что кисти у него побледнели не меньше, чем лицо.
А «Небесный странник» продолжал снижаться. Рианель тщетно боролся с Энди, пытаясь вырвать у него рукояти кабестана, когда к нему присоединился Аделард. Он не стал выламывать руки Энди, нет, Лард нажал ему куда-то возле больших пальцев, отчего руки Ансельма оторвались сами. И Рианель, все так же стоя на коленях, закрутил кабестан вправо, на подъем.
«Небесный странник» вздрогнул всем корпусом, страшно заскрипев, и начал набирать высоту.
Рианель не жалел л'хассы, крутя кабестан быстрее, чем необходимо, но до них ли сейчас? Серая мутная вода пролива так близка, что, казалось, корабль едва не задевает днищем высокие гребни волн. Корабль поднимался все выше и выше, и я уже собирался с облегчением перевести дух, когда вновь произошло неожиданное — от Желтого тумана отделился особенно длинный язык.
Он прошел под «Небесным странником», но хватило и этого — корабль начал медленно заваливаться на левый борт. Он заваливался медленно, но неотвратимо, и я перехваченным от страха горлом скорее прохрипел, чем крикнул:
— Родриг! Парус!
Крикнул, в отчаянной надежде на то, что если переложить парус на другой борт, ветер, задувавший слева, сможет удержать корабль. Бросившись к штурвалу, я плечом отбросил от него Гвена и закрутил колесо вправо. Затем над головой стремительно пролетело дерево гафеля с прикрепленной к нему нижней кромкой паруса.
Наши усилия не пропали даром — «Небесный странник», в очередной раз вздрогнув и проскрипев корпусом, крениться перестал.
Впрочем, крен не исчез полностью, он оставался, и его хватило для того, чтобы увидеть: внизу, под нами, забурлила вода, и на поверхности вздулся огромный пузырь. Затем пузырь лопнул, и всех нас обдало таким смрадом, что вонь от озера, где Гвен попытался вылечить одного из наших клиентов от скудоумия, показалась мне ароматом ландышей.
Вот он — выход из пролива, до него уже рукой подать. Да и над нами уже чистое небо, но корабль несло на желтые от тумана скалы. Рианель, ухватившись за рукояти кабестана и ожидая команды, неотрывно смотрел на меня, а я все боялся ее отдать — неизвестно, как поведут себя л'хассы. Ведь если они не начнут поднимать «Странник» одновременно, корабль попросту перевернется. За спиной Брендоса Лард на всякий случай держал Энди, обхватив его за плечи — очевидно, он опасался того, что тот снова бросится к кабестану. А чуть в стороне от них стояла Николь.
«Если все закончится благополучно — точно ее поцелую, клянусь самой Богиней-Матерью!» — в очередной раз дал я себе твердое обещание.
Наверное, именно эта мысль и помогла мне решиться.
— Господин Брендос, два оборота вправо, поднимаемся! Но только медленно, очень медленно. — Не помню даже, произнес ли я последние слова вслух или просто подумал.
Наверное, все же вслух, потому что Рианель закрутил кабестаном так плавно и осторожно, как люди подносят ко рту переполненный кубок, стараясь не пролить из него ни капли. Поднимаясь, «Небесный странник» выпрямился, но оставался риск пройти у берега так близко, что Желтый туман мог зацепить его самым своим краем. А еще могло случиться так, что из него снова вылезет длинный язык, и если на этот раз он угодит в корабль, то все: ни спасти его, ни спастись самим нам не удастся.
* * *
Когда мы вышли из пролива, где море раздавалось далеко в стороны, первым делом я подозвал к себе Ансельма, на которого все по-прежнему поглядывали с опаской.
— Энди, — начал я, стараясь не сорваться и не закричать на него благим матом, вымещая на нем весь тот страх, что мне пришлось пережить. — Почему тебе взбрело в голову без команды крутить кабестан?
Энди выглядел воплощением недоумения.
— Капитан, — заявил он без тени смущения, — ведь ты же сам отдал мне приказ повернуть его на пять оборотов влево.
Я взглянул в его глаза, показавшиеся мне как будто бы слегка затуманенными, а затем обратился к остальным:
— Скажите, кто-нибудь слышал такой приказ?
Я очень опасался услышать, что все они как один заявят наперебой: «Да, капитан, приказ был». И что мне тогда делать? Ведь пять оборотов на той высоте, что мы находились, достаточно для того, чтобы опустить корабль в воду так глубоко, что он скроется вместе с верхушкой нашей единственной мачты!