— После суда нож не нашли. Полиция Истбери считает, что его могли взять вы. Я говорил сегодня по телефону с офицером полиции, который работал по этому делу, и он сказал, что вас пытались разыскать, но оказалось, что вы поспешно покинули здание суда.
— Да, я помню. Я хотел прогуляться перед тем, как сесть на поезд. Мне надо было успокоиться.
— Вы были раздражены из-за судьи?
— Конечно, — улыбнулся Петигрю. — Я был потрясен тем, что произошло в суде.
— Вы забрали нож, господин Петигрю?
— Нет.
— Господин Маршалл долго ждал вас здесь, в вашем кабинете, двадцать второго числа. Отсюда он направился на Олд-Бейли.
— Да, я встретил его там.
— Он сделал признание, что убил судью Барбера.
Лицо Петигрю сморщилось, как от боли.
— Бедный мальчик! — проговорил он. — Бедный несчастный мальчик! Это ужасно, инспектор! — Помолчав, он добавил: — В этом случае нет смысла скрывать ответ на ваш вопрос. Я пошел на Олд-Бейли, потому что подумал, что он может сделать какую-нибудь глупость.
— Вот как?
— Да. Некоторое время назад Маршалл рассказал мне об этом деле, и я видел, что он очень расстроен. В то утро я увидел объявление в Темпле, где сообщалось, что дело слушается в первом зале Уголовного суда и что Барбер является председателем. Первая часть слушания уже состоялась. Я не особенно интересовался, но за обедом оказался за одним столом с Фокеттом, который сказал мне, что судья вел себя, мягко выражаясь, возмутительно. Вот тогда я забеспокоился, потому что юный Маршалл мне нравился и я знал, что он воспримет поведение судьи близко к сердцу. Когда на следующий день я вернулся в мой кабинет во второй половине дня, Джон сообщил мне, что меня хотел видеть Маршалл, что он был возбужден и нервничал, а потом, около четырех, быстро ушел. Вот тогда я и забеспокоился не на шутку. Я знал о его идеализме относительно судей и правосудия — забавное заблуждение, между прочим, но весьма опасное, — и у меня возникло подозрение, что он мог пойти в суд и что-нибудь там натворить. Поэтому решил, что должен перехватить его, взял такси и помчался на Олд-Бейли. Как оказалось, я немного опоздал. Бедный парень!
— Благодарю вас, — сказал инспектор. — Теперь, когда вы мне много рассказали, господин Петигрю, не смогли бы мы вернуться к предыдущему вопросу?
— Я вас не понимаю.
— Если я не ошибаюсь, вы не хотели отвечать на вопрос, почему вы оказались на Олд-Бейли, чтобы не бросить подозрение на Маршалла.
— Совершенно верно.
— Я хотел бы спросить, не отрицали ли вы, что у вас хранился интересный сувенир из Истбери, по той же причине?
— Сегодня я совсем плохо соображаю. Не понимаю вашего вопроса.
— Если вы взяли нож в качестве сувенира, вы могли держать его где-то здесь, в этом кабинете, и использовать, например, для вскрытия конвертов и разрезания бумаги. Не могло так случиться, что при виде ножа у Маршалла созрело решение, как ему разделаться с судьей, он взял его и поспешил на Олд-Бейли, не дождавшись вас?
— Понимаю, — медленно произнес Петигрю. — Весьма хитроумно, если позволите так сказать. Но к сожалению, ваша версия не годится. Смею вас заверить, что Маршалл не брал никакого ножа из этой комнаты.
Маллет кивнул.
— Я не удивлен вашим ответом, — сказал он. — Дело в том, что ему вчера вечером впервые показали этот нож и напомнили его происхождение. Так вот, как только Маршалл увидел нож, он немедленно…
— Что он сделал?
— Он немедленно отказался от признания в убийстве.
— Отказался?! Инспектор, вы из меня дурака хотите сделать?
— Ну что вы, господин Петигрю, — извиняющимся тоном сказал Маллет. — Меня в действительности интересовала причина вашего появления на Олд-Бейли в тот день. Вы должны были дать какое-то объяснение. И я подумал, что вы быстрее скажете, если я сообщу вам, что никого уже не надо прикрывать.
Петигрю не то рассердился, не то повеселел.
— Это аморально, — наконец произнес он. — Не могли бы вы теперь объяснить мне, что толкнуло Маршалла на такой поступок?
— Полагаю, что он взял на себя ответственность за преступление, опасаясь, что полиция будет подозревать мисс Бартрам.
— Мисс…? Ах да, это молодая леди, в которую он влюблен. Значит, это та блондинка, которая вступила в схватку не на жизнь, а на смерть с двумя полицейскими? А почему? Впрочем, подождите, дайте я сам соображу. Маршалл знал, что у нее не могло быть этого режущего предмета из Истбери, потому что она там не была, если только он сам не дал ей нож, а он не давал. Следовательно, с точки зрения полиции она невиновна, и нет необходимости ее защищать. Я прав?
— Вы правы.
— В этом деле присутствует масса безумного донкихотства. А молодая дама, случайно, не пыталась защитить жениха своим собственным выдуманным признанием?
— Нет, — серьезно ответил Маллет.
— Я так и подумал. На мой взгляд, женщины такого рода обычно имеют более реалистичный взгляд на вещи. И тем не менее не исключена возможность, что Маршалл, не зная, что вы опознали кинжал… Впрочем, не сомневаюсь, вы все проверили. Куда мне с моими мозгами до Скотленд-Ярда! Кстати, насколько я понимаю, наш друг Бимиш тоже за решеткой?
— Да.
— Я дам вам одну подсказку. Мне надоело прикрывать людей. Пора выдать хоть одного сотоварища. Бимиш — превосходный метатель дротиков.
— Я это предполагал, — кивнул Маллет. — Но мне надо знать точно. Вы когда-нибудь видели его за этим занятием?
— Представьте себе, видел. Очень впечатляющее зрелище.
— Когда это было?
— О, довольно давно. В ту ночь, когда случилось дорожное происшествие. В ту ночь, когда все это началось.
Последовала долгая пауза. Маллет смотрел в камин и дергал себя за кончики усов, будто решая, что делать дальше. Петигрю тоже задумался.
— Так вот что получается, — сказал он наконец. — Мы прошлись по всему списку подозреваемых, не так ли, инспектор? По крайней мере для проформы в него надо включить и меня?
— Да, — ответил Маллет рассеянно. По его тону было неясно, на какой из двух вопросов он ответил. — Я вот думаю, — продолжил он, — над тем, что вы сказали: "В ночь, когда все это началось". Это была идея леди Барбер, что все неприятности, случившиеся с судьей во время выездной сессии, каким-то образом связаны друг с другом, включая дорожное происшествие 12 октября 1939 года.
— Как вы, детективы, точны, — заметил Петигрю. — Я бы ни за что на свете не вспомнил число. Да, несомненно, именно то дорожное происшествие загнало судью в ту дыру, в которой он находился накануне своей смерти, Я нарушу тайну, инспектор, но полагаю, что в данных обстоятельствах это простительно. Барберу фактически приказали подать в отставку во время каникул. Он был настолько потрясен, что пытался покончить с собой.