Вербицкая улыбнулась, но ничего ответить не успела: к ним подошёл Жоголь. Она представила мужчин друг другу. Время было обеденное, и Леонид Анисимович предложил пойти куда-нибудь поесть.
— Павел Кузьмич, вы составите нам компанию? — обратилась к доценту Вика.
Дважды приглашать Астахова не пришлось.
Когда капитан милиции Жур зашёл в кабинет прокурора города Захара Петровича Измайлова, тот разговаривал с кем-то по телефону и жестом показал оперуполномоченному уголовного розыска на стул. Жур сел. Ждать пришлось минуты три.
— С чем пожаловали, Виктор Павлович? — спросил прокурор, положив трубку.
— С постановлением на арест. — Жур протянул Измайлову бумагу.
— Изголяев и Рундуков, — прочитал прокурор. — Что за птицы?
— Щипачи, — пояснил капитан. — Мы целую неделю охотились за ними. Задержали вчера в троллейбусе, когда они вытащили у одного отдыхающего «лопатник» с тремястами пятьюдесятью рублями. «Пасли» его от почты, где он получил перевод.
«Щипачи» — карманные воры на их жаргоне, «лопатник» — бумажник или кошелёк, а термин «пасли» означал следили.
— Наши или?.. — спросил Измайлов.
— Гастролёры. Один из них, Рундуков, дважды судим, а его напарник Изголяев задержан впервые. Рундуков, по-видимому, обратал его совсем недавно. Держал на подхвате, передавал ворованное.
— Молодой?
— Изголяев? — уточнил Жур. — Восемнадцать лет. Но гоношистый. Сначала грозился, что у него папаша большая шишка. — Виктор Павлович усмехнулся. — Чудило, в наше время об этом лучше помалкивать. Если это правда, не завидую я тому папаше!
— Значит, говорите, неделю за ними охотились? — спросил Измайлов.
— Может, чуть больше, — поправился старший оперуполномоченный уголовного розыска. — Этот Рундуков прямо-таки артист.
— Ну? — заинтересовался Измайлов.
— Понимаете, поступает к нам заявление. Одно, другое, третье! Четвёртое, наконец! У людей исчезают деньги. В общественном транспорте.
— И что в этом удивительного? — не понял прокурор.
— Но как! Кошельки и бумажники на месте, а содержимое — тю-тю! Представляете состояние человека, когда он открывает портмоне, а там пусто? Не знаешь, то ли украли деньги, то ли ты сам их потерял. Я даже думаю, что к нам обратились не все, кого обчистил Рундуков.
— Выходит, он забирал деньги и незаметно возвращал пострадавшим их кошельки?
— Точно! — кивнул Жур. — А с одной гражданкой и вовсе проделал невероятную штуку. Она сняла с аккредитива пятьдесят тысяч и положила в сумочку. Так этот фокусник умудрился стащить деньги, а вместо них положить несколько перекидных календарей!
— Ну и ну! — поразился Измайлов. — Впервые такое встречаю.
— Правда, с этой женщиной что-то непонятное… — нерешительно произнёс Жур.
— А что именно?
— Гражданка приехала отдыхать из Трускавца, правда, без путёвки, снимает жильё. Фамилия — Сторожук. Прибежала к нам, оставила заявление насчёт кражи. А через несколько часов опять пришла в милицию и написала новое заявление, что якобы эти самые пятьдесят тысяч нашлись. Но на допросе Рундуков признался, что вытащил деньги у Сторожук.
— Сам признался?
— Конечно. Рундуков — воробей стреляный. Взяли его с поличным. Он отлично понимает, что имеет один шанс облегчить свою участь — полное признание. По всем эпизодам! Ведь мы все равно докопаемся.
— А Изголяев? Он подтвердил факт кражи у Сторожук?
— Его показания слово в слово совпали с рундуковскими. Как её начали «пасти» в сберкассе, как обчистили в автобусе. Деньги, как обычно, выкрал Рундуков и передал напарнику. Про календари Изголяев тоже рассказал.
— Странная история, — задумчиво сказал Измайлов. — Какое впечатление производит потерпевшая? Тут у неё все в порядке? — покрутил пальцем у виска прокурор.
— Вроде нормальная, — улыбнулся капитан. — Хотя какой нормальный человек откажется от своих пятидесяти тысяч?
— Что вы думаете с ней делать?
— Вызвал повесткой на семнадцать часов. — Жур глянул на часы. — Сведу её на очной ставке с Рундуковым и Изголяевым, посмотрю, что она скажет.
— И позвоните мне, Виктор Павлович, — попросил Измайлов, утверждая постановление на арест задержанных.
— Непременно, Захар Петрович, — пообещал капитан.
Жур относился к Измайлову с большой симпатией. Чего нельзя было сказать о многих работниках горуправления внутренних дел. Измайлов был требователен и не давал послабления никому, кто хоть на йоту отступал от закона. Даже сейчас, когда начали наводить порядок и многие растерялись, шарахаясь из одной крайности в другую, прокурор был непоколебим в своих убеждениях.
И вот за эту принципиальность, которую Измайлов проявлял всегда и во всем, его и не жаловали многие работники милиции.
Захар Петрович не терпел искажения статистики. От него крепко доставалось тем, кто пытался скрыть «мелочёвку» — квартирные, карманные кражи, хулиганство и другие правонарушения. Прокурор города считал: если работники милиции не сумели раскрыть тот или иной случай, это было плохо, но если при этом они ещё и скрыли его, — это уже было преступлением! На этой почве у Измайлова постоянно возникали стычки с прежним руководством горуправления. И ни для кого не было секретом, что бывший начальник управления спал и видел, как бы избавиться от такого прокурора. Больше всего его бесило, что Захара Петровича не за что было уцепить. Он даже жил замкнуто, не бывая ни у кого в гостях и не принимая компаний в своём доме. Короче, был белой вороной на фоне беспрерывных пьянок и застолий, устраиваемых в честь приезжавших на курорт влиятельнейших чиновников из Москвы. Это время было ещё хорошо памятно и для Виктора Павловича. Принимали столичных боссов широко и хлебосольно. В закрытых пансионатах и загородных особняках, в отдельных кабинетах самых фешенебельных ресторанов и на частных квартирах текли коньячные и водочные реки, столы ломились от дефицитных деликатесов. Наперебой старались угодить не только московским шишкам, но также их жёнам, чадам и домочадцам. Для этого держались лучшие номера в гостиницах и палаты в санаториях, предназначались отдельные коттеджи, а к наиболее сановным гостям прикреплялись легковые автомобили с круглосуточным дежурством. После таких встреч гости уже не забывали услуг, что оказывали им южноморские хозяева, которые постепенно привыкли к бесконтрольности и вседозволенности. Пышным цветом расцвели взяточничество, хищения, злоупотребление властью и служебным положением. Нельзя было тронуть даже заурядного гостиничного администратора — тут же за него вступалось какое-нибудь ответственное лицо. Доходило до того, что в гостиницах проживали преступники, объявленные во всесоюзный розыск.
Мало кто решался тогда выступать против зарвавшихся хапуг. Измайлов решился. Возбудил уголовное дело против управляющего трестом ресторанов. Что поднялось вокруг прокурора, трудно передать словами! Это был шквал возмущённых звонков, просьб, уговариваний, предостережений и прямых угроз. В ответ на это Захар Петрович предложил следователю взять под стражу управляющего и утвердил постановление на его арест. А через неделю был арестован и покровитель преступника — заместитель председателя горисполкома.