Стася и Аркадий буквально прилипли к стендам, а Глеб стал искать Вербицкую. Но её нигде не было видно.
Раздался звонок, приглашающий на заседание клуба, и вестибюль быстро опустел.
Было решено сначала пойти в научно-техническую секцию, а затем побывать у писателей и художников.
Устроились у самого входа, чтобы не прозевать Вербицкую. Помещение было мест на сто. На сцене за длинным столом сидели человек пятнадцать. Как понял Ярцев, это были эксперты.
— Дорогие друзья! — поднялся с микрофоном один из них, пожилой, с бородкой, похожий на учёного-академика из довоенных фильмов. — Рад приветствовать вас! Начинаем очередной аукцион… Для тех, кто пришёл сегодня впервые, напоминаю: любая идея, даже полуидея может двигать научный, технический и социальный прогресс. Не стесняйтесь, мы внимательно выслушаем каждого из вас…
— Кто это? — тихо спросила Стася у своего соседа, парнишки лет шестнадцати.
— Владимир Васильевич Киселёв, — с уважением ответил тот.
А на сцену уже поднимался худощавый молодой человек. Он предложил аукциону «купить» его идею, которую сопровождал демонстрацией чертежей и расчётов. Изобретатель сильно волновался, начал сбивчиво, но потом успокоился и стал объяснять более толково.
— Представьте себе, вы садитесь в пригородный поезд… Чтобы добраться до места, удалённого, допустим, на сорок километров, приходится тратить сейчас больше часа. Это при скорости семьдесят — восемьдесят километров. И все из-за остановок! Но ведь и без них не обойтись… Я предлагаю следующее: по мере приближения к очередной остановке задний вагон, занятый пассажирами, которым нужно сойти на этой остановке, автоматически отделяется от состава и останавливается у платформы. А поезд следует дальше, не снижая скорости…
Когда автор проекта закончил своё выступление, на него посыпался град вопросов из зала. Было видно, что публика собралась знающая и дотошная. Каждый вставал и говорил, что думал. Спорили яростно, до самозабвения, словно решали судьбу человечества.
«Сколько страсти, — размышлял Глеб. — И по поводу какой-то фантастической идеи! Интересно, что движет этими людьми? Изобретатель явно не получит ни копейки. А ведь небось ночи не спал, на одни чертежи убил уйму времени!..»
Подытоживая обсуждение, профессор Киселёв сказал:
— Ну что же, друзья, поздравим нашего коллегу с оригинальным, нетривиальным решением… К сожалению, воплотить проект в настоящее время трудно по причинам, на которые многие из вас указали. Но это не должно смущать молодой смелый ум! Пусть изобретатель не боится заглядывать в будущее! И пожелаем ему новых дерзновенных помыслов…
Вдруг на плечо Глеба, увлечённого происходящим в зале, легла чья-то рука. Он повернулся — Вика. Аркадий зашептал ей:
— Проходи, садись. Очень интересно…
— Нет, нет… Не могу… Извините, — отрывисто произнесла Вербицкая. — До свидания, звоните…
И вышла.
Ярцев выскочил следом.
— Что случилось? — спросил он, встревоженный её состоянием.
— Мишу, понимаешь, Мишу надо найти! — проговорила с каким-то непонятным отчаянием. — Сына Леонида Анисимовича!
Она бросилась к телефону-автомату, стала накручивать диск. Дрожащие пальцы не слушались, срывались.
— Да успокойся ты, нельзя же так… — начал было Глеб, но Вика только метнула на него взгляд, отчуждённый, недобрый.
Звонила она долго, по нескольким телефонам, но, как понял Ярцев, напасть на след Жоголя-младшего ей не удалось. Вика решила ехать в какое-то кафе. Глеб поехал с ней.
Девушка гнала как сумасшедшая. Ярцев делился с ней впечатлениями о клубе, но, сдаётся, она его не слышала, думая о чем-то своём. Припарковала машину она возле подъезда, над которым светилась неоновая вывеска «Кафе „Зелёный попугай“.
Оно помещалось в полуподвальном помещении. Столиков было немного — с десяток. Бухали невидимые ударные инструменты, хрипловатый мужской голос пел:
Девочка сегодня в баре Девочке пятнадцать лет Рядом худосочный парень На двоих один билет…
Вербицкая всматривалась в полутёмный зал, буквально затопленный табачным дымом.
— И тут, конечно, нет, — расстроенно произнесла Вика.
Вдруг она заметила, что кто-то машет ей с самого дальнего столика, и поспешно направилась туда. Глеб двинулся следом.
— Привет! — вскочил со стула навстречу Вике мужчина лет тридцати в модной рубашке на кнопках, в котором Ярцев сразу узнал известного киноартиста Александра Великанова.
За столиком сидел ещё один мужчина, постарше, который поздоровался с Викой тоже по-свойски. А когда представлялся Глебу, назвался Лежепековым.
— Приземляйтесь! — жестом радушного хозяина указал на два свободных стула Великанов.
Ярцев, признаться, все же немного робел. Хотя видел артиста неделю назад, и довольно близко. Великанов провёл у них в Средневолжске несколько встреч со зрителем в клубах и во дворцах культуры, но почему-то по линии… общества книголюбов. Глебу удалось попасть на вечер, который проходил в здании Высшей школы милиции. Народу было битком. Артист рассказывал о своём детстве, о работе в Театре-студии киноактёра, о тёте, знаменитой Евгении Великановой, игравшей с такими корифеями сцены, как Грибов, Яншин, Тарасова. Популярная артистка театра и кино скончалась несколько месяцев тому назад, и некролог о ней был помещён в центральных газетах. По словам Великанова, именно тётя приобщила его к искусству.
— Миша здесь не был? — спросила у Великанова Вика.
— Вчера приходил, а вот сегодня что-то не видно, — ответил тот.
Вербицкая, секунду поколебавшись, решила:
— Ладно, чего гоняться за ним по Москве… Может, заглянет.
— Миша говорил, что у него должно состояться где-то обсуждение, — сообщил Великанов. — Питает надежды…
— В том-то и дело, что рухнули надежды, Саша! — вдруг снова заволновалась Вика. — Представляешь, парень работал над картиной целый год. Год! Как одержимый! И нашлась сволочь, плюнула ему в душу…
— Иди ты! — встревожился Великанов и, повернувшись к Лежепекову, пояснил: — Я тебе рассказывал о Мише Жоголе. Совсем ещё пацан, а кистью работает — как бог!
Лежепеков чинно кивнул, пыхнул трубкой. И вообще Глеб обратил внимание: насколько просто и контактно вёл себя Великанов, настолько был сдержан и даже высокомерен его приятель.
Киноартист попросил Вербицкую рассказать подробнее, и Глеб узнал, что в то время, когда он с Буримовичами слушал дебаты в научно-технической секции, буквально за стенкой разбирали картину Миши, которую он выставил на суд членов клуба «Аукцион».
— Представляете, никто ничего не успел сказать, поднимается один деятель и начинает разнос: пропаганда религиозного дурмана, спекуляция на приближающемся тысячелетии крещения Руси!