Речь перешла в сонное бормотание. Миссис Куэйл заворочалась на подушках, полузакрыв глаза. Казалось, она смотрит в окно на горы. Я вдруг понял, что в комнате очень жарко, а я стою у самой печки и у меня вспотели ладони. Медсестра мягко сказала:
— Вам не кажется, доктор…
— А, ерунда… — начал было Рид, но затем добавил: — Ладно, займитесь ею. Мы уходим. Дайте ей лекарство — и пусть спит.
— Я хотел попросить вас еще об одном, — сказал окружной детектив. — Миссис Куэйл! Послушайте меня, пожалуйста.
Испуганный взгляд, затем пустота.
— Миссис Куэйл, а не могло быть так, что к вам вошел мужчина, просто он шел на цыпочках, чтобы создалось впечатление, что это женщина?
— А? Какой мужчина? Почему вы еще здесь? Сестра, пусть они уходят. Почему никто со мной не говорит? Они просто подходят к двери, говорят: «Мама, как ты хорошо выглядишь!» — независимо от того, как я себя чувствую, и уходят. — Она слабо заворочалась в кровати. — Почитайте мне что-нибудь. Жаль, я не могу… Я так устала…
Мы тихо удалились. Во взгляде ее широко открытых круглых глаз с дрожащими веками было полное непонимание происходящего. Выло всего четыре часа дня, но за окном стало потихоньку темнеть. Синие капустные кочаны слились в одно темное пятно, потолок покрылся тенями. В душной, пахнущей лекарствами и спиртом комнате мерцаю желтое пламя печки.
Больше мы не видели миссис Куэйл. По крайней мере живой.
Оказавшись опять в холле, мы буквально затряслись от холода. Рид открыл крышку больших золотых часов и со щелчком захлопнул ее опять.
— Чистая трата времени, — сказал он сварливо, но тихо. — Ну а теперь я хочу посмотреть ваши записи, Джо. Мне надо возвращаться в город.
— Давайте только спустимся вниз. Почему они тут не повесят лампу? Господи, это что еще такое?
Мрачная атмосфера дома явно действовала Сардженту на нервы. Его голос срывался, лицо покрылось испариной, и оглядывался он весьма пугливо. Но оказалось, что это всего лишь Мери Куэйл, которая старалась осторожно ступать по скрипящим половицам.
— Джефф! — В ее шепоте была такая настойчивость, что я остановился. — Я хочу кое-что тебе сказать. С глазу на глаз. Пожалуйста…
Я задержался и, когда остальные спустились по лестнице на первый этаж, положил ей руку на плечо.
— Джефф, надо что-то делать. Кларисса пьяна.
— Пьяна?
— Да. Это так страшно. Она в комнате Джинни. Я боюсь, что она выйдет, и папа ее увидит… Как это ужасно! У нее в бюро была бутылка, а в ней полпинты виски. Она ее достала…
— Ну и что? — сказал я, поколебавшись. — Может, так ей будет лучше. Виски поможет ей забыть все это…
— Ой нет. Ей хуже. Она говорит сама не знает что и спрятала ключ — я не могу ее закрыть. Она и так уже выпила много, а хочет еще. Я боюсь, она пойдет в подвал, где у папы хранится спиртное, и там ее застанет папа. Тогда вообще неизвестно, что начнется. Ну почему в этом доме всем должна заниматься я одна! Джефф! Поднимись, может, ты что-то сделаешь…
По каким-то мне самому непонятным причинам я рассматриваю эту прогулку по лестнице на третий этаж, по соломенным матам и скрипящим половицам, в странном цветном освещении, как прелюдию к настоящим ужасам, выпавшим на долю этой семьи. Здесь ничего не происходило, ничего, собственно, и не могло произойти, пока стрелки часов не показали половину пятого. Но вместо тиканья часов мне послышалось нечто напоминающее стук колес поезда. Этот стук усиливался, колеса стучали быстрее, громче. Если бы я оторвал взгляд от часов, то, наверное, вскрикнул бы от ужаса, ибо увидел бы верстак, а на нем свечу и топорик…
Я постучал в дверь — стук раскатился по холлу — и вошел. Мери, ломая руки, осталась в холле.
— Это ты? Входи, великий детектив, — приветствовала меня Кларисса, оборачиваясь в мою сторону. — Будь как дома! Ха-ха-ха!
Она сидела в плетеном кресле у решетки газового камина. Вид у нее был несколько растрепанный. Рот приоткрыт, взгляд туманный, но глаза блестели. Впрочем, от этого Кларисса еще сильнее напоминала гранд-даму и смотрела на меня любопытствующе-покровительственно. Она сидела с прямой спиной, положив руки на подлокотники, — казалось, она находится на троне.
— Все это чепуха, присаживайтесь. — Королевским жестом Кларисса указала на стул. — Ха-ха-ха! Я бы с удовольствием предложила вам выпить, но в бутылке осталось на донышке.
— Как ты себя чувствуешь? — осведомился я.
— «Я буду жить да поживать, поскольку мне на все плевать», — не без удовольствия, хотя и запинаясь, процитировала Кларисса. — Уолтера не стало, но что с того? Мне сейчас абсолютно все равно. Но я его любила… Ты знал об этом?
— Ну да, конечно…
— Мне он нравился, — сказала Кларисса, пристально глядя в огонь, — но он был донжуаном. А я, представь, обожаю донжуанов. Это все чушь собачья. Ха-ха-ха! — Она рассмеялась, но потом вдруг смех разом прекратился, Кларисса продолжила надменным тоном: — Но отныне и впредь они будут делать здесь то, что захочу я. Уолтер был человек состоятельный. И оставил все деньги мне. Так что теперь я не потерплю никаких замечаний и упреков, когда вдруг захочу выпить, как культурный человек. Я ведь культурный человек. В отличие от них. Хи-хи-хи! Теперь я глава дома. Смешно…
Она решительно пристукнула по подлокотнику рукой, и вдруг смех исчез, а глаза Клариссы наполнились слезами.
— Но пусть они не смеют так говорить об Уолтере! Если бы папа с мамой умерли, мы бы уехали отсюда. Но пока они живы, это невозможно. Вот если бы они умерли, тогда да, а так нет… Не возьму в толк, почему это так. То я их люблю, то ненавижу. Только я бы не хотела путешествовать по миру с Уолтером. Он вечно вгоняет меня в краску. Ну да ладно. Я хочу уехать одна…
— Спокойно! — сказал я, когда в ее голосе послышались рыдающие нотки.
— Вот потому-то я испугалась… Они могли бы подумать, что это сделала я. Тем более что у меня имелась такая возможность. И я часто думала: вот если бы папа, мама и Уолтер умерли, я бы могла уехать и сказать «пока» им всем. Я не раз об этом думала. Но мне казалось, что все читают мои мысли.
— Возьми себя в руки. Ты меня слышишь?
Кларисса заморгала, испуганно глядя на меня. Я напрасно поднялся к Клариссе. В одиночестве она топила свои страхи в виски, но мой приход спровоцировал самую настоящую истерику. Услышав мои резкие слова, она выпрямилась и, тщетно пытаясь обрести прежнее равновесие, уставилась на меня. Мне стало не по себе.
В наступившей тишине было слышно только шипение газа. Кларисса нашарила рукой стакан, наполовину наполненный виски с водой, и одним глотком осушила его.
— Ну что ж, — произнесла она с мрачной решимостью, — одно могу сказать: со мной им будет не так легко, как с Уолтером. Я знаю, что Мэтт подделывал счета Уолтера, но меня они не проведут. Я их выведу на чистую воду. И никаких дорогих платьев для Джинни по сто — двести долларов за штуку…