Предатель памяти | Страница: 77

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Монахиня ответила:

— Как ни печально, констебль, но здесь нас вряд ли кто-нибудь побеспокоит. Вы ведь хотите уединения? Когда-то здесь было людно. Нынче же… даже студенты, что живут в нашем хостеле, заглядывают сюда только перед экзаменом, надеясь на вмешательство Бога в ход событий. Подите-ка сюда. Тут вам никто не помешает расспросить обо всем, что вас интересует. — Она улыбнулась, показав идеальные белые зубы, и продолжила, словно объясняя свою улыбку: — Или вы хотите вступить в наш монастырь, констебль Хейверс?

— Возможно, смена имиджа мне совсем не помешала бы, — признала Барбара.

Сестра Сесилия рассмеялась.

— Идите сюда, констебль. Там, у главного алтаря, потеплее. Мы поставили туда электрический камин — включаем, когда монсеньор служит утреннюю мессу. У бедняги подагра.

Забрав с собой чистящие принадлежности, сестра Сесилия повела Барбару по единственному проходу между скамьями. Над их головами висел темно-синий потолок, усеянный золочеными звездами. Барбара догадалась, что это была церковь, посвященная женщинам. Кроме статуи Иисуса и изображения святого Михаила на витражном окне, все остальные скульптуры и изображения были посвящены женщинам: святой Терезе из Лизье, святой Клер, святой Катерине, святой Маргарите. Верх резных колонн но обеим сторонам каждого окна украшали резные портреты других женщин.

— Ну вот мы и пришли.

Сестра Сесилия прошла в угол и включила большой электрический камин. Он тут же начал источать тепло, а монахиня уведомила Барбару, что намерена продолжить свою работу прямо здесь, в святилище, если констебль не возражает. Надо привести в порядок алтарь: отполировать подсвечники и мрамор, протереть заалтарную перегородку, поменять напрестольную пелену.

— Но вам, наверное, лучше сесть у камина. Холод пронимает до костей.

Сестра Сесилия вновь принялась за уборку, а Барбара приступила к рассказу, который, вероятно, станет для монахини плохой новостью. Дело в том, что ее именем надписаны несколько книг, посвященных житиям святых…

— Что неудивительно, учитывая мое занятие, — проговорила сестра Сесилия, снимая с алтаря медные подсвечники и осторожно складывая их на пол рядом с Барбарой.

Затем она сняла и сложила напрестольную пелену, повесила ее на витиеватое ограждение алтаря. Вытащила из ведра контейнер и несколько салфеток.

Барбара рассказала, что данные книги находились в собственности женщины, умершей прошлым вечером. Также была найдена записка, адресованная той женщине и написанная самой сестрой Сесилией.

— Звали ее Юджиния Дэвис, — закончила Барбара.

Сестра Сесилия замерла на мгновение. Она только что зачерпнула горсть мастики и так и стояла с ней, не двигаясь.

— Юджиния? О, как мне жаль это слышать! Я давно ее не видела. Бедняжка. Она скончалась внезапно?

— Ее убили, — ответила Барбара. — В Западном Хэмпстеде. Она как раз направлялась на встречу с неким парнем по имени Дж. В. Пичли, который раньше фигурировал как Джеймс Пичфорд.

Сестра Сесилия медленно приблизилась к алтарю, двигаясь как ныряльщик в сильном, холодном течении. Аккуратными мазками она нанесла мастику на мрамор, а ее губы зашевелились в беззвучной молитве.

— Также нам стало известно, — сказала Барбара, — что убийца ее дочери, женщина по имени Катя Вольф, недавно была выпущена из тюрьмы на свободу.

Монахиня обернулась к детективу, воскликнув:

— Неужели вы думаете, что бедная Катя имеет к этому какое-то отношение?

«Бедная Катя». Барбара спросила:

— Вы знали эту девушку?

— Конечно, я знала ее. Она жила при нашем монастыре, перед тем как устроиться на работу к Дэвисам. В то время они жили совсем неподалеку, на площади.

Сестра Сесилия объяснила, что Катя была беженкой из бывшей Восточной Германии, и затем поведала факты ее иммиграции в Англию.

Катя мечтала о том, о чем мечтают все девчонки. Родилась она в Дрездене, в семье, верившей в экономическую систему и правительство, при которых она жила. Ее отец во время Второй мировой войны был подростком и видел худшее, что может случиться, когда между странами разгорается конфликт, поэтому он с энтузиазмом воспринял теорию равенства для масс. Он верил, что только коммунизм и социализм могут уберечь планету от уничтожения. Будучи добросовестными членами партии и не имея среди родственников и предков интеллигенции, за чьи грехи им пришлось бы расплачиваться, родители Кати отлично уживались с новой системой. Из Дрездена они переехали в Восточный Берлин.

— Однако Катя была не такой, как остальные, — сказала сестра Сесилия. — Поистине, констебль, не была ли Катя живым доказательством того, что дети рождаются сложившимися личностями?

В отличие от родителей и четырех братьев и сестер Катя ненавидела дух социализма и вездесущее государство. Она ненавидела тот факт, что их жизни были «расписаны, предписаны и ограничены» с момента рождения и до смерти. В Восточном Берлине, который был так близок к Западу, отделенный от него всего лишь стеной и несколькими сотнями ярдов ничейной земли, она впервые почувствовала вкус другой жизни, жизни за пределами ее родины. Так случилось потому, что в Восточном Берлине можно было смотреть западное телевидение, а от приезжих, посещающих Восточный Берлин, она узнала, какова жизнь в «мире ярких красок» — так она называла Запад.

— Ожидалось, что она поступит в университет, будет изучать ту или иную область науки, выйдет замуж и родит детей, за которыми присмотрит государство, — говорила сестра Сесилия. — Именно так поступили ее сестры, именно этого хотели от нее родители. Но она мечтала стать модельером одежды. — Сестра Сесилия отвернулась от алтаря с улыбкой на губах. — Представляете себе, констебль, как такая идея была встречена членами Коммунистической партии?

И Катя сбежала, причем сбежала таким образом, что получила определенную известность, а это, в свою очередь, привлекло к ней внимание монастыря, который в то время осуществлял программу для политических беженцев: чтобы они смогли выучить язык и познакомиться с культурой и обычаями принявшей их страны, им на год предоставлялось жилье и питание в стенах монастыря.

— Она пришла к нам, не зная ни слова по-английски и из одежды имея только то, что было на ней надето. Пробыла она у нас ровно год, после чего пошла работать няней в семью Дэвис.

— Тогда вы с ними и познакомились?

Сестра Сесилия покачала головой.

— С Юджинией мы были знакомы уже многие годы. Она посещала утреннюю мессу в нашей церкви, так что мы все ее знали, констебль. Мы беседовали иногда, я давала ей почитать книги — наверное, некоторые из них вы и нашли на ее полках, однако по-настоящему я узнала ее только после смерти Сони.

— Я видела фотографию девочки.

— Ах да. — Сестра Сесилия растирала мастику по фасаду алтаря, тщательно обрабатывая салфеткой каждую впадинку и выступ резной поверхности. — После рождения малютки Юджиния была убита горем. Полагаю, любая мать чувствовала бы то же самое. Ведь нужно время, чтобы адаптироваться, если ребенок родился не таким, как ожидалось. Ну а для Юджинии с мужем это, должно быть, оказалось особенно тяжким испытанием, потому что их первый ребенок такой одаренный.