— Нет-нет! — быстро остановила ее Барбара. — Хадия, не надо. Малышка, я не смогу поехать. Мы расследуем одно преступление, и у меня горы работы. Мне и сейчас не следовало бы засиживаться у вас, учитывая, сколько звонков еще надо сделать перед сном. Но спасибо тебе за предложение. Мы поедем все вместе в другой раз.
Хадия стояла, держась за ручку двери.
— Мы так чудесно поиграли бы на аттракционах, — протянула она.
— Я буду мысленно с вами, — заверила Барбара.
Она в очередной раз подивилась гибкости и устойчивости психики детей, их своеобразному восприятию действительности. Барбару поразило, что Хадия захотела опять поехать на море, учитывая то, что произошло там с ней в прошлый раз. Да, дети не похожи на взрослых, подумала она. Они попросту забывают то, что не могут вынести.
— По крайней мере, мы не кажемся здесь белыми воронами, — с удовольствием произнес констебль Уинстон Нката, когда они въехали в Болтонз.
Этот небольшой район между Фулемом и Олд-Бромптон-роуд, в плане напоминающий мяч для регби, включал в себя две изгибающиеся зеленые улочки, образующие овал вокруг высившейся в центре церкви Святой Марии Болтонской, а его главными отличительными особенностями являлись разнообразные виды охранных устройств, установленных на заборах особняков, и эффектная выставка «роллс-ройсов», «мерседес-бенцов» и «рейнджроверов», поблескивающих за железными воротами большинства этих владений.
Когда Линли и Нката въехали в Болтонз, уличные фонари еще не зажглись, а тротуары и мостовые выглядели пустынными. Единственными признаками жизни были крадущийся вдоль водосточного желоба кот и его осторожная подружка, которые следовали по пятам за филиппинкой, облаченной в старомодное черно-белое платье горничной. Зажав под мышкой хозяйственную сумку, служанка с привычной ловкостью нырнула на водительское сиденье «форда-капри», стоявшего на улице как раз напротив нужного Линли и Нкате дома.
Высказывание Нкаты относилось к «бентли», автомобилю Линли, настолько же уместному в этом районе, как и в Ноттинг-Хилле. Но если не считать шикарной машины, оба детектива выглядели здесь чужеродными: Линли — из-за выбора профессии, столь невероятной для аристократа, чей род уходил корнями во времена Вильгельма Завоевателя и чьи деды и прадеды сочли бы район Болтонз недостойным даже для посещения; а Нката — из-за явственного акцента, присущего выходцам с Карибских островов, обитающим в кварталах на южном берегу Темзы.
— По-моему, инспектор, полиции здесь нечего делать, — заметил Нката, поглядывая на железные ограды, охранные камеры, сигнальные устройства и систему внутренней связи, казавшиеся отличительным признаком практически каждого здешнего особняка. — Непонятно, какой смысл копить богатство, если наслаждаться им можно, лишь замуровавшись за такими неприступными стенами.
— Не буду спорить, — согласился Линли, взял фруктовый леденец из предложенного констеблем карманного запаса и, развернув фантик, аккуратно положил его в карман, словно не желая мусорить на идеально чистой дороге. — Давайте-ка выясним, что нам поведает сэр Адриан Битти.
Линли вспомнил это имя, когда Триция Рив произнесла его в Ноттинг-Хилле. Сэр Адриан Битти был английским ответом южноафриканскому хирургу Кристиану Барнарду. Он провел первую трансплантацию сердца в Англии и успешно продолжал делать эти операции по всему миру в течение нескольких последних десятилетий, достигнув выдающихся успехов, которые обеспечили ему не только достойное место в медицинской истории, но и приличное состояние. Последнее было представлено в Болтонз: особняк Битти напоминал крепость с зарешеченными окнами на неприступных белых стенах и с парадными воротами, закрывающими доступ любому, кто не мог представить его обитателям приемлемого удостоверения личности, после того как из переговорного устройства раздавался краткий требовательный вопрос, произнесенный бестелесным голосом, тон которого подразумевал, что его устроит далеко не всякий ответ.
Предположив, что «Нью-Скотленд-Ярд» произведет более внушительное впечатление, чем простое «полиция», Линли воспользовался для ответа конкретным названием места их службы, завершив его официальным представлением себя и Нкаты. В ответ ворота со щелчком приоткрылись. К тому времени, когда Линли и Нката поднялись по шести широким ступеням к входной двери, она открылась, и их встретила дама в нелепой конусообразной шляпе.
Она представилась как Маргарет Битти, дочь сэра Адриана. В доме сейчас празднуют день рождения, быстро пояснила она, развязав эластичные завязки под подбородком и сняв с головы колпак. Ее дочь, внучка сэра Адриана, отмечает в дружеском кругу счастливое преодоление пятилетнего рубежа своей жизни. Поинтересовавшись, не случилось ли что-то с соседями, она выразила надежду, что никто не ограблен. Ее взгляд с такой тревогой метнулся в сторону улицы, словно в Болтонз ежедневно происходили взломы и незаконные проникновения и она боялась спровоцировать разбойников, слишком долго держа дверь открытой.
Линли пояснил, что им необходимо поговорить с сэром Адрианом, добавив, что их визит никоим образом не связан с грабителями, нашедшими уязвимые места в охранной системе их соседей.
Маргарет Битти задумчиво сказала: «Понятно» — и пригласила их пройти в дом. Проводив их вверх по лестнице, она предложила им немного подождать в кабинете ее отца, сказав, что сейчас позовет его.
— Надеюсь, ваше дело не оторвет его от гостей слишком надолго, — произнесла она с той милой улыбкой, какую обычно применяют хорошо воспитанные дамы, чтобы добиться желаемого. — Молли — его любимая внучка, и он обещал, что весь вечер будет в ее распоряжении. Он обещал также, что перед сном прочтет ей целую главу из «Питера Пэна». Именно такой подарок она попросила у него на свой день рождения. Замечательно, правда?
— Конечно.
Очевидно удовлетворенная ответом, Маргарет Битти с лучезарной улыбкой направила их в кабинет и удалилась на поиски отца.
Двери кабинета сэра Адриана выходили на обширную лестничную клетку второго этажа особняка. Сам кабинет, с изысканными бордовыми кожаными креслами на темно-зеленом с желтым отливом ковре, содержал многочисленные тома медицинской и светской литературы, служившие безмолвным свидетельством разносторонних и несопоставимых жизненных интересов сэра Адриана. Профессиональный аспект представляли также медали, лицензии, награды и коллекция разнообразных сувениров, включавшая в себя антикварные хирургические инструменты и пережившие века гравюры с изображением человеческого сердца. Личностный аспект проявлялся во множестве фотографий. Они располагались повсюду — на каминной полке и в самых разных местах книжных шкафов, словно танцоры, готовые спорхнуть с высоты на письменный стол. На них были запечатлены члены семьи доктора на каникулах, дома и в школе, в разные годы жизни. Линли заинтересовался одной из фотографий, а Нката склонился над древними хирургическими инструментами, разложенными в застекленной витрине на верху низкого книжного шкафа.
Судя по всему, доктор вырастил четырех детей. Привлекшая внимание Линли фотография представляла Битти в кругу его взрослых отпрысков, успевших обзавестись супругами и собственными детьми. Возле ног гордого патриарха и его супруги примостились одиннадцать внуков, словно крошечные блестящие росинки вокруг большой центральной капли, стремившейся слиться с ними. Снимок сделали по случаю празднования Рождества: все дети держали подарки, а самого Битти украшала снежная борода Деда Мороза. Все лица на этой фотографии сияли счастливыми улыбками, и Линли задумался, как изменились бы выражения их физиономий, если бы широкой публике — или даже семье — стало известно об увлечении сэра Адриана садомазохизмом.