— Круто. — Мальчик повернулся на сиденье и посмотрел в глубь салона, где было темно, как у черта в заднице, благодаря звукоизоляционным панелям, которыми были обиты все внутренние поверхности микроавтобуса. И, по-прежнему действуя в полном соответствии со сценарием Фу, мальчик спросил: — А где холодильник-то? Ничего не видно.
— Погоди-ка, — сказал Фу. — У меня где-то должен быть фонарик. — Он изобразил суетливые поиски фонарика под сиденьем. В точно рассчитанный момент Его рука легла на фонарик, спрятанный в специально оборудованном тайнике. — Вот он. Сейчас посвечу тебе.
И Он помахал фонариком.
Сосредоточенный на холодильнике и обещанном пиве, мальчик не обратил внимания на необычные детали внутреннего интерьера в фургоне: широкую длинную доску, прочно установленную в скобы, фиксаторы рук и ног, свернувшиеся кольцами по обе стороны доски, электрическую плиту, оставшуюся от предыдущего собственника микроавтобуса, рулон скотча, веревку и нож. Мальчик не видит ничего этого, даже нож, потому что он точно такой же, как и его предшественники: подросток мужского пола с аппетитом ко всему незаконному — аппетитом, свойственным всем подросткам мужского пола, — и в данный момент это незаконное воплощается в пиве. В другое время — это было чуть раньше — незаконное воплотилось для него в преступлении. Вот за что он осужден понести наказание.
Развернувшись в кресле и наклонившись в сторону салона, мальчик потянулся к холодильнику. Это движение раскрыло его торс. Это движение было спланировано — чтобы последовало то, что последовало.
Фу включил фонарик, который вовсе не был фонариком, и вжал его в тело мальчика. Две тысячи вольт нанесли удар по нервной системе.
Остальное было просто.
Линли стоял у кухонного стола, допивая чашку самого крепкого кофе, какой он только мог проглотить в половине пятого утра. Вдруг, к его удивлению, в дверях кухни появилась жена. Хелен хлопала ресницами, щурясь от яркого света и затягивая пояс халата на талии. Она казалась измученной.
— Плохо спала? — спросил он и добавил с улыбкой: — Все беспокоишься о крестильных нарядах?
— Не надо об этом, — простонала она. — Мне приснилось, что наш Джаспер Феликс крутит сальто-мортале у меня в животе.
Она подошла к мужу и обняла его, уткнула голову ему в плечо и зевнула.
— А ты зачем встал в такую рань? И уже одет. Или это ваше пресс-бюро додумалось устраивать предрассветные брифинги? Я даже догадываюсь, какой ход мысли был у них: вот смотрите, как усердно мы трудимся в столичной полиции — солнце еще не встало, а мы уже мчимся по следу преступника.
— Хильер обязательно бы это устроил, только пока не додумался, — ответил Линли. — Дай ему еще недельку, и эта светлая мысль придет ему в голову.
— Опять плохо себя ведет, да?
— Да нет, просто ведет себя как Хильер. Сейчас вот демонстрирует перед прессой Уинстона, как породистого жеребца.
Хелен подняла на него глаза.
— Ты сердишься на него, да? На тебя это не похоже; ты же умеешь смотреть на вещи философски. Или это из-за Барбары? Из-за того, что Уинстона повысили вместо нее?
— Со стороны Хильера это было подло, но мне следовало это предвидеть, — сказал Линли. — Он мечтает избавиться от нее.
— До сих пор?
— И конца этому не видно. Хелен, я ведь так и не понял пока, что нужно делать, чтобы ее защитить. Даже теперь, получив на время полномочия суперинтенданта, я в растерянности. Уэбберли умеет разбираться с такого рода ситуациями, мне до него так далеко.
Она освободилась из его объятий и подошла к шкафу, вытащила оттуда кружку, наполнила ее обезжиренным молоком и поставила в микроволновку.
— У Малькольма Уэбберли, дорогой, есть одно важное преимущество: он родственник сэра Дэвида. Это обстоятельство не может остаться без внимания в случаях разногласий между ними.
Линли буркнул в ответ что-то невнятное, то ли соглашаясь, то ли нет. Он наблюдал, как его женушка достает из микроволновки теплое молоко и размешивает в нем ложку меда. Он сам тем временем допил кофе и ополаскивал чашку в раковине, когда в дверь позвонили.
Хелен отошла от стола со словами:
— Боже мой, кто в такую рань… — и перевела взгляд на настенные часы.
— Это Хейверс, должно быть.
— Так ты действительно идешь на работу? В половине пятого утра?
— Нам нужно съездить в Бермондси. — Линли вышел из кухни; Хелен, с чашкой молока в руке, последовала за ним. — На рынок.
— Неужто хочешь купить что-нибудь? Низкая цена — это хорошая цена, и ты же знаешь, я сама никогда не откажусь от выгодной покупки. Но все-таки должны же быть какие-то рамки. Подожди хотя бы, пока солнце встанет. Линли против воли засмеялся.
— А ты с нами не хочешь прокатиться? Вдруг отыщешь бесценную фарфоровую вещицу за двадцать пять фунтов? Или Питера Пауля Рубенса, который притаился под слоем двухсотлетней грязи и под портретами любимых кошечек кисти шестилетнего мальчугана, датируемыми прошлым веком?
Он прошелся по мраморным плитам вестибюля и распахнул дверь, за которой стояла Барбара Хейверс — в вязаной шапке, натянутой до самых глаз, и застегнутой на все пуговицы куртке на коренастом теле.
— Если вы поднялись, чтобы проводить мужа, то медовый месяц явно затянулся, — заметила Хейверс, обращаясь к Хелен.
— Его провожают мои дурные сны, — ответила Хелен. — И общая тревога о будущем, как он считает.
— Вы еще не решили, что делать с крестильными шмотками?
Хелен посмотрела на Линли.
— Неужели ты про это рассказал ей, Томми?
— Это был секрет?
— Нет. Но это же так глупо. Сама ситуация, а не то, что ты про нее рассказал. — И Хелен снова обратилась к Барбаре: — Возможно, в детской скоро возникнет небольшой пожар. К огромному нашему сожалению, он повредит оба комплекта крестильных одежд до неузнаваемости. И они уже не будут подлежать восстановлению. Как вам такая идея?
— По мне, так отличный выход, — сказала Хейверс — Зачем искать родственный компромисс, если можно устроить поджог?
— Вот-вот, и мы так подумали.
— Все лучше и лучше, — сказал Линли. Он обнял жену за плечи и поцеловал ее в висок. — Запрись на все замки, — заботливо велел он. — И возвращайся в постель.
— Больше не надо приходить в мои сны, молодой человек, — сказала Хелен своему животу. — Побереги мамочку. А вы, — обратилась она к Линли и Барбаре, — берегите себя. — И закрыла за ними дверь.
Линли подождал, пока все запоры и замки не щелкнут как положено. Рядом с ним Барбара Хейверс прикуривала сигарету. Он неодобрительно на нее посмотрел.
— Еще нет и пяти утра, Хейверс! — сказал он. — Даже в худшие свои дни я не опускался так низко.
— Вы в курсе, сэр, что нет на свете хуже лицемера, чем обращенный курильщик?